Спрятав тела наших бывших соседей и вырезав глифы, чтобы гарантировать, что лед не растает до нашего возвращения, мы с папой оставили позади мрачную, запятнанную кровью церковь. От окружающего города мало что осталось уцелевшим, поэтому тяжелыми шагами папа пошел по некогда оживленным улицам, чтобы посмотреть, что осталось от нашего дома.
Мы могли бы пролететь и добраться до здания всего за несколько секунд, но папа этого не сделал. Каждый шаг был медленным и вялым. Я мог сказать, что он не хотел этого видеть, но папа не отвернулся.
Вскоре мы достигли вершины холма. Мои первые мысли были не о здании, а о раскаянии в том, что сад исчез, заглушенный кроваво-красными шипами. На протяжении многих лет этот маленький сад был всем моим миром. Это было настолько далеко, насколько я мог уйти от дома, не упав от изнеможения. Цветы, цветущие весной, были единственными вспышками красок в этом монотонном существовании. Часами я смотрел в окно, желая оказаться там. Теперь ничего не осталось.
Однако часть дома все еще сохранилась. В крыше была пробита большая дыра, все окна были треснуты или разбиты, но, по крайней мере, стены все еще стояли. Это была маленькая точка радости среди всепоглощающей печали, которая сопровождала каждый наш шаг по этому месту. В каком-то смысле казалось, что этот дом олицетворяет все, через что нам пришлось пройти. Он был сломан и поврежден, но не избит. Несмотря на все, что происходило вокруг, наш дом все еще стоял.
Папа был гораздо менее оптимистичен по поводу вида разрушенного дома. Он грустно вздохнул, положив руку на входную дверь. «Это второй раз, когда я теряю свой дом из-за разрушительных последствий войны. В детстве я был слишком слаб, чтобы что-либо делать, кроме как смотреть, как все горит, и теперь, когда у меня наконец появилась сила что-то сделать, меня все еще не было рядом, чтобы защитить это».
Я потянулась к отцу, на этот раз осторожно, на всякий случай держась за его рукав, а не за руку. «Мы восстановим его. Пока мы вчетвером все еще вместе, мы всегда можем создать что-то новое».
— Я знаю, — ответил папа, решительно кивнув, — хотя от этого легче не становится.
«Может быть, еще есть что спасти», — сказал я, выдавив свою лучшую невинную улыбку. Мне тоже не хотелось улыбаться. Мне хотелось, чтобы что-нибудь ударило… сожгло, но я знал, что это то, что папе нужно было увидеть. Если бы я не поддавался своим негативным эмоциям и оставался веселым, возможно, папа тоже посветлел бы.
«Может быть, — пробормотал папа с небольшой надеждой, — большая часть конструкции кажется целой, может быть, и мой кабинет тоже».
Папа толкнул дверь. Петли и раньше всегда скрипели, но на этот раз скрипел особенно громко. За дверью была тусклая и пыльная комната. В лучшие времена сквозь кровавый туман проникало очень мало света, но тьма была особенно заметна при входе в место, которое когда-то было таким ярким и веселым.
Влажность тумана оставила мебель плесневевшей и пахнущей гнилью. Все, что было сделано из ткани, было испорчено и не подлежало восстановлению. Деревянные стены, казалось, были съедены самим воздухом и покрыты следами от горшков, похожими на ржавый металл.
Однако больше всего в доме бросалась в глаза большая дыра в крыше и гигантский валун, стоящий в центре входа. Судя по всему, он пробил и потолок, и половицы комнат наверху, прежде чем врезаться в центр комнаты. Все вокруг было разбито в щепки без исключения. Я мог только представить, какое усилие потребуется, чтобы бросить такой массивный кусок камня и приземлиться таким образом. Должно быть, это сделал кто-то из Демонов или, по крайней мере, очень сильный Альфа.
Папа шел по развалинам дома с полузакрытыми глазами. Его рука коснулась знакомых предметов, когда он вспомнил, какими они были раньше. Вид этого разрывал мне сердце. Мне ничего не хотелось, кроме как покинуть это место, но я остался ради него. Я последовал за папой, когда он прошел мимо мебели и поднялся по лестнице в свой кабинет.
Я вспомнил, как впервые переродился и пробрался сюда только для того, чтобы тут же быть пойманным Чарли после того, как чуть не упал со стула, пытаясь достать книгу. Посмеявшись над этим воспоминанием, я перевел взгляд на полку на стене. Оставленные незащищенными во влажном воздухе, книги, которые Чарли всегда носил с собой повсюду, теперь сгнили до неузнаваемости. Я почувствовал небольшую боль в груди, когда увидел разложившиеся останки.
Папа тоже вздохнул, увидев книги, но прошел мимо них, не оглядываясь. Я с любопытством наблюдал, как он наклонился за столом и начал возиться с ручками одного из ящиков. Он дважды повернул ручку влево и три раза вправо, и по кабинету раздался небольшой щелчок. К моему удивлению, нижняя часть стола выпала, обнажив несколько книг, плотно завёрнутых в кожаные переплеты.
«Что это такое?» — спросил я, с любопытством наклоняясь.
«Книги иероглифов», — ответил папа. На его лице появилась удовлетворенная улыбка, когда он увидел, что книги все еще в хорошем состоянии, благодаря тому, что они были запечатаны в столе. «Хотя я взял с собой свои лучшие боевые символы, когда мы бросились спасать тебя, я не взял с собой все. Я никогда не думал, что мне придется. Эти книги содержат мои записи за всю жизнь исследований и учебы. Сложные глифы могут состоять из тысяч и даже десятков тысяч строк. Нормальному человеку невозможно все это запомнить. Я обходился без них, но если бы я остановился и взял их перед отъездом, наше путешествие было бы намного проще».
Если вы увидите эту историю на Amazon, знайте, что ее украли. Сообщите о нарушении.
«Они действительно такие сильные?» — спросил я, листая страницы одной из книг. За последние месяцы я выучил много символов, но руны в этих книгах были сложнее, чем даже некоторые военные символы, которые, как я видел, создавал мой отец.
Папа задумчиво похлопал себя по подбородку. «Не очень сильный, нет. Большинство из этих символов имеют довольно узкое применение с довольно ограниченным боевым применением. Например, этот используется для создания стабильного туннеля под землей, а следующий на следующей странице используется для маскировки вашего запаха. Они не помогают напрямую в бою, но я могу вспомнить несколько случаев, когда разные символы могли бы пригодиться».
Я понимающе кивнул. До сих пор папа в основном использовал боевые символы. Это было то, в чем он был опытен, так что это имело смысл, но глифы были способны на гораздо большее, чем просто сильно ударять по предметам. Будучи Ауриэль, я видела целые города, управляемые глифами. Их универсальность не имела себе равных и ограничивалась только воображением того, кто их проектировал.
Папа с радостью закрыл книгу. «Имея все это в моем распоряжении, мне не придется создавать и проектировать совершенно новый глиф с нуля каждый раз, когда что-то происходит. Я должен быть в состоянии найти решение даже самых абсурдных проблем».
Я почувствовал, как тяжесть спала с моих плеч, когда увидел улыбку на лице папы. Было облегчением видеть, что он снова ведет себя нормально, даже если это было только на данный момент. Я не мог не улыбнуться в свою очередь, не натянутой, а настоящей. Именно таким и должен быть папа: не поддающийся сожалениям и сомнениям, но полный уверенности и боевого духа.
Заворачивая книги в покрытую воском кожу, обеспечивающую их сохранность, папа оглядел комнату. «Я собираюсь поискать любые другие сувениры, которые смогу найти, пока мы здесь. Твоя мать убила бы меня, если бы узнала, что я прилетел обратно в наш дом и вернулся только со своими старыми книгами.
Папа ходил по дому с новой целью. Он начал коллекционировать всё, что могло иметь хоть малейшую сентиментальную ценность. Сначала я последовал за ним, но лишь так долго я мог наблюдать, как он роется в ящиках с хламом, прежде чем мне стало скучно.
Я подумывал осмотреть свою старую комнату, чтобы посмотреть, сохранилось ли что-нибудь, но это было бессмысленно. Валун, врезавшийся в дом, не оставил нетронутым ничего из меня. Это было почти так же, как если бы кто-то намеренно пропустил его через мою комнату, просто чтобы досадить мне, и, зная, что Ирен была с Демонами, когда они впервые распространились по этой земле, они могли бы это сделать.
Вместо этого я бродил по остаткам сада. Раньше мама всегда безупречно заботилась о здешних растениях, но сейчас, глядя на них, ты этого и не заметишь. Толстые колючие лозы обвивали мертвые деревья и покрывали землю ковром. Некогда яркие цветы теперь превратились в ядовитые стебли, торчащие вверх, как маленькие ножички. Зеленая трава почернела и цеплялась за мои ноги, пока я шел.
Не в силах сдержать эмоции, которые переполняли меня с того момента, как мы вернулись в этот город, вокруг меня вспыхнуло пламя, сжигающее испорченные растения. С каждым шагом пламя распространялось на другой участок сада. Я бы вытер все это начисто, пока ничего не осталось.
Я методично ходил по саду, пытаясь вспомнить, что же было вместо той порчи, в которую он превратился. Шаг за шагом пламя распространялось. Я мог бы сжечь все сразу, но мне хотелось поджечь каждое растение по отдельности. Я хотел увидеть, как они сгорают один за другим.
Однако, сжигая сад, я увидел кое-что, что заставило меня остановиться. Это было маленькое синее пятнышко, меньше моего самого маленького ногтя, но в море красного и черного оно выделялось, как яркий свет восходящего солнца.
Полный любопытства, я погасил огонь и подошел к источнику лазурного цвета, который привлек мое внимание. Это был крошечный цветок, на самом деле сорняк. Где-нибудь еще это было бы совершенно обыденное и незабываемое растение, мимо которого прошли бы бесчисленные люди, даже не заметив его, как не здесь, в самых глубоких глубинах кровавого тумана?
Это не была какая-то редкая трава или волшебное растение. Нет, это был обычный сорняк, не более того, но именно эта обыденность делала его таким особенным. Подвергнувшись воздействию кровавого тумана, все живые существа, какими бы маленькими они ни были, имели только два выбора. Либо они мутируют, либо умирают. Только невероятно сильные существа, такие как Стражи королевства, могли игнорировать кровавый туман, не поддаваясь его воздействию. Однако редко, очень редко появлялось обычное существо или растение, способное делать то же самое. Вероятность этого события оценивалась в один к десяти триллионам. Эти шансы были астрономическими, но, учитывая количество растений и насекомых, покрывающих всю планету, они не были редкими или ценными.
Я присела и ткнула пальцем в маленький цветок. «Ты выигрывал в лотерею целую вечность, не так ли, малыш?»
Увидев, как маленький цветок слегка согнулся от моего прикосновения, у меня возникло внезапное желание взять цветок с собой. Это был глупый детский порыв. Я мог бы подобрать такую травку где угодно. Однако, увидев, как последние остатки маминого сада изо всех сил пытаются расти, несмотря ни на что, я не мог просто так его покинуть.
Выкопав цветок с большей осторожностью, чем когда-либо проявлял с тех пор, как мои силы возросли, я пересадил его в керамическую чашу, уцелевшую после разрушения нашего дома. Глядя на маленький цветок в горшке, мне казалось, что все негативные эмоции, которые одолевали меня в последние несколько дней, тают. Если этот земной маленький цветок смог пережить худший гнев Демона, почему я не смог?
Я с гордостью держал свое новое растение, возвращаясь домой. Папа все еще был занят перебиранием старых вещей, поэтому я устроился поудобнее на одном из немногих уцелевших стульев, на которых не росла плесень. Время тянулось, и я почувствовал, как мои веки тяжелеют. Я зевнул, когда мое тело расслабилось. Возможно, это было мое воображение, но даже запах плесени, наполнявший дом, уже не был таким неприятным. Напротив, это казалось удобным…
Я вырвался из мира снов, когда услышал, как что-то шлепнулось по полу. Сквозь полунакрытые веки я увидел лежащего папу. Пока он спал, на его лице была улыбка. Громкий храп разнесся по дому.
— Папа выглядит так комфортно, — пробормотала я сбитым голосом. Все мое тело было уставшим, как новорожденный котенок. Даже когда в моей голове звенят предупреждающие колокольчики, я едва нахожу в себе силы держать глаза открытыми. Конечно, немного вздремнуть не помешало бы.
Мои глаза затрепетали на грани засыпания, когда что-то еще начало двигаться в доме. Пахнущий плесенью дым начал подниматься от валуна в центре комнаты, когда на его бесшовной поверхности треснули два кроваво-красных глаза.
