Выдох, когда она до упора нажала рычаг. Нажмите. Бум. Она скользнула по стеблям кукурузы, когда отдача отбросила ее назад, дым затуманил ей зрение, а оглушительный шум заглушил все звуки. Как она делала каждый раз раньше, она не стала ждать, пока дым рассеется, и побежала сквозь него, продолжая дышать, оставляя за собой тяжелую завесу Тумана.
Она увидела, что он действительно шатался: зияющая рана в животе, из которой хлестала смесь крови, полупереваренного человеческого мяса и фрагментов костей. Однако он пошатнулся лишь на секунду, этого было недостаточно для того, чтобы она смогла развернуться на полную мощность. У нее не было другого выбора, кроме как использовать собственную инерцию, когда она бежала мимо, широко рассекая его бедро самым кончиком своего тесака, прежде чем развернуться на полном ходу с намерением разрезать его пополам.
Рана выдернула его из дымки, и она почувствовала, как когти впились ей в бок. Острая боль пронзила ее тело, но это только усилило ее концентрацию. Вдох-выдох. Он пытался удержать ее своей тископодобной хваткой, стуча зубами, и всякая человечность исчезла из его глаз, пока он булькал и бормотал на нечеловеческих языках. Его рот широко раскрылся за мгновение до того, как он вонзил зубы в ее плоть, но она уже сталкивалась с этим раньше.
И снова ее броней станет бронза. Она еще раз вонзила левую руку прямо ему в рот. Он кусал с нечеловеческой силой, его зубы скрипели, их эмаль громко трескалась под давлением, и одновременно с его зубами напрягался спусковой механизм ее пистолета, изо всех сил пытаясь удержать спусковой рычаг в боевом положении.
Каким бы полезным ни было «Дыхание влюбленного», она еще не привыкла использовать его преимущества и компенсировать его недостатки. Глубоко вздохнув, она выдержала боль от пальцев зверя между ребрами, наполняя легкие. Полпути должно быть достаточно. Резкий выдох, толчок тесаком, чтобы освободить пространство, пальцы зверя оставляют порезы на ее боках и разрывают некоторые из ее нагрудных креплений на выходе. Сделал настолько глубокий вдох, насколько это было возможно, чтобы восстановить дыхание.
Зельсис схватил тесак обеими руками и повернул его на сторону пилы.
«Пила для обезглавливания!»
Шаг вперед и выпад, чтобы встретить немедленный выпад зверя. Пернатые зубы пели, рассекая плоть, вены и кости, но она знала, что нужно прислушаться к предупреждению зверя. Удар в грудь, чтобы отбросить его растерянное, безголовое тело еще дальше назад, чтобы дать ей достаточно времени, чтобы сделать еще один вдох.
У нее было достаточно времени, чтобы выровнять режущую кромку тесака для взмаха вверх, но к тому времени он уже снова был у ее горла, нанося удары и нанося удары когтями, а кровь хлынула из обрубка шеи в виде бешеных пульсаций.
Левый боковой удар, усиливаемый лишь небольшим выдохом. Его причудливо длинные руки позволили когтям глубоко впиться ей в спину как раз в тот момент, когда ее железный ботинок коснулся ее, и она почувствовала, как пальцы его правой руки отломились у нее на спине, когда он полетел на землю. Мучительная боль, возникавшая при каждом вздохе, не замедляла ее движения, но ее было более чем достаточно, чтобы разозлить.
Существо с трудом поднялось на ноги, но было обескровлено, ослеплено и оглохло. Его тело, покрытое собственной кровью, блестело под полуденным солнцем. Он наткнулся на нее, вытянув свои уродливые руки в слепой попытке нанести удар, сломанные ребра торчали из его груди, куда пришелся ее боковой удар.
Зел держалась на расстоянии, отступив в сторону, когда он приблизился к ней, и резким взмахом отрубив ему обе руки выше локтей. Когда колун достиг вершины своего поворота, она воспользовалась кратким моментом невесомости, чтобы перевернуть его, еще раз намереваясь использовать сторону толкателя. — Сердцеедка, — произнесла она, одновременно выдохнув. Невидимая сила техники направила ее руки в диагональный удар вниз, зубы тесака прогрызли человеческую плоть и кости существа, как если бы они были желатином и мягким деревом.
Резкий рывок освободил ее клинок и позволил зверю рухнуть на колени. Верхняя половина его туловища наклонилась вперед под собственным весом, едва удерживаемая соединительными тканями и неповрежденными частями грудной клетки.
Это не было похоже на драку. Это было похоже на усыпление больного животного. Каждый вздох приносил с собой приступ боли. Зельсис снова подняла свой тесак, без особого энтузиазма рубя ему грудь, пока верхняя половина не упала на землю, а затем спрятала его в кобуру. Техника «Сердцеедка» действительно помогла ей разорвать сердце существа, но это не принесло большого удовлетворения — внутри не было Азота.
Зел потянулась к ее спине, с силой выдернув сломанные кости пальцев зверя, оглядываясь по сторонам, думая, где может быть Азот на звере, бывшем человеком. Ее взгляд упал на его голову с рогами, глаза уже были молочно-белыми и пустыми. Возможно, мозг.
«Только один способ узнать», — подумала она вслух.
Его череп поддался под ее каблуком после двух сильных ударов. Мозг внутри был наполовину месиво, наполовину нетронутым, но отличить целые части было не так-то просто, учитывая размазанное по земле серое вещество. Не то чтобы у нее было научное любопытство, чтобы это волновать.
Однако ее заботил выпуклый, туманно-красный драгоценный камень, который мерцал среди розовой слизи, расположенный между тем, что когда-то было полушариями мозга. Оно было едва ли размером с желудь. Он явно был чужой, поэтому она вытащила его из мусора и поднесла к солнцу. Как она и надеялась, она увидела мерцающее ртутное серебро внутри.
В
Хранение тумана
Это прошло. Когда тело, испытывающее туманное дыхание, покинуло ее организм, она остро осознала, насколько отвратительно пахнет труп людоеда. Никогда раньше она не думала, что захочет ощутить приторно-сладкий запах чистого Нигредо. Тем не менее, она нашла время, чтобы собрать отрубленные руки существа и расколотую голову рядом с его телом, ее глаза слезились от прогорклых паров его пищеварительных соков.
— Покойся по частям, — произнесла Зел, прежде чем покинуть это отвратительное кукурузное поле. Как только она отошла достаточно далеко, чтобы больше не ощущать вонь, она нашла время, чтобы сойти с дороги и сорвать несколько красивых цветов мака, поместив их также в
Хранилище тумана.
Бутылки Liquid Vigor, все еще находящиеся в ее распоряжении, привлекли ее внимание в списке хранящихся вещей.
Боль, возникавшая при каждом вздохе и каждом шаге, была терпима, но она раздражала, настолько сильная, что она не могла ее игнорировать, и то же самое можно сказать и о том, насколько сильно кровоточили ее раны. Помогло то, что кровь просто соскользнула с ткани ее брюк, но к тому времени, как раны перестали кровоточить, повязки на груди уже покрылись коркой.
Наверняка Махус не расстроилась бы, если бы она выпила хотя бы полбутылочки, чтобы залечить раны. Если бы он был прав, она просто заплатила бы столько, сколько он попросил.
Из хранилища вышла бутылка с тюленем, и она ступила обратно на дорогу, выпив сразу треть ее содержимого, прежде чем даже продолжила идти. Вскоре действие Виридитаса ослабило ее чувство боли до такой степени, что она могла без проблем идти на полной скорости, и к тому времени, когда она оказалась в пределах видимости городских ворот, она опорожнила бутылку наполовину.
На обратном пути она размышляла над тем, что сказал ей зверь на том поле. Если предположить, что там сказано о Куинси правда, она переговорит с барменом и, по крайней мере, вытянет из него как можно больше денег.
Охранники даже не подумали допросить окровавленную звероубийцу, когда она подошла, и просто поспешили открыть ей дверь, прежде чем она успела забеспокоиться. В конце концов, они не видели, что она сделала и почему она это сделала, они видели только раздраженную гору женщины, залитую кровью и с бутылочкой целебного эликсира в руке.
Даже если бы они знали каждую деталь контракта, они бы не осмелились остановить ее.
Зел направилась прямо к гостинице Квинси, горожане обходили ее стороной. Кто-то смотрел на нее со страхом, кто-то с изумлением, кто-то с отвращением, ибо от нее воняло до небес кровью – как своей, так и звериной. Уличный артист ушел со своего прежнего места, но его пояс все еще эхом разносился по улицам, пока она шла по ним, приближаясь к гостинице.
Не все было разборчиво, строки, которые она могла разобрать, были такими же напряженными, как и в предыдущей песне.
«Мы никогда не смогли бы выиграть это!» звонкий голос певца гремел издалека.
«Так возненавидьте нас и посмотрите, не возражаем ли мы!» он бросил вызов.
Зел решила дать этому человеку пару монет, как только она выбьет оплату из Куинси, если у него вообще были эти деньги на руках. Если бы он этого не сделал, ей просто пришлось бы получать оплату каким-то другим способом, будь то по закону или иным образом.
Наконец она добралась до гостиницы и вошла через парадную дверь. В гостинице было относительно пусто, но там все еще было около дюжины посетителей, и все они сразу же обратили на нее взгляды, когда она вошла. Она не могла их винить. Вот он стоял за барной стойкой, улыбался и мыл стакан, разговаривая с одним из посетителей.
Куинси проследил за поворотом головы той самой покровительницы, и в тот самый момент, когда его взгляд упал на нее, он на мгновение отпрянул при виде этого. Тем не менее, он не выглядел особенно напуганным или виноватым.
«О боже, грязная охота?» — спросил он ее, когда она подошла. — Я так понимаю, вы хотите получить оплату.
Простой кивок. Он вернул его, жестом приглашая ее следовать за ним в заднюю комнату.
В тот самый момент, когда они сели, он начал расспрашивать, пытаясь выяснить, как много она знает. У него не было причин подозревать ее, но она и не пыталась скрыть, что что-то не так.
«Ну и как все прошло? Я воспринимаю это не так хорошо, как могла бы, учитывая ах… раны. И вся кровь. И вонь.
Зельсис был не в настроении играть в эту социальную игру.
— Не пытайся надуть Туман мне в задницу, Квинси, — прорычала она. «Я мило поговорил с твоим другом-людоедом, прежде чем он умолял меня прикончить его. Вы заплатите мне триста плюс надбавку за работу за работу, или я сообщу губернатору, что вы послали на съедение охотников на зверей.
При этих словах Куинси замолчал, его улыбка померкла. Она ожидала, что он попытается ускользнуть от этого или разозлится, но… Он этого не сделал. Он просто сжался на своем месте, и там, где когда-то он источал беспрецедентный позитив, теперь он излучал столь же интенсивную ауру горя и раскаяния.
Он медленно кивнул, на глазах у него навернулись слезы: «Я понимаю. Сделал… Что он тебе рассказал?
Из ее уст сорвался вздох смирения.
— Он сказал передать тебе, что ему жаль. Он умер быстро, если это вообще поможет.
Куинси вытер слезы и изобразил улыбку, но она была кривой и жалкой.
«Конечно, он это сделал. Не показывай мне его Азот, я не хочу его видеть. Как тебе пятьсот долларов и ты обо всем этом забываешь?
Зел протянул окровавленную руку.
Куинси без колебаний пожал его.
Он встал со своего места и жестом пригласил ее следовать за собой, ведя в кладовую, а оттуда в подвал. Под гостиницей, в этом тихом месте, казалось, жил бармен без пальцев, и если бы не отсутствие окон, комнату нельзя было бы отличить от очень красивого сочетания спальни и кабинета.
Рядом с кроватью находился большой прочный стальной свод, который, очевидно, выполнял функцию тумбочки, хотя и не имел какого-либо циферблата. Куинси произнес непонятное слово, прижал руку к металлу, и дверь со щелчком открылась. Изнутри он достал два мешочка – один раздутый, другой почти пустой – и вложил ей в руки.
— У одного четыреста лари в соверенах «Хладное железо», у другого — сто лари в серебре, — вздохнул он, уже успокоившись. Если бы всего несколько минут назад она не увидела его на грани срыва, она бы не смогла заметить тонкую печаль на его улыбающемся лице. Тем не менее, он встретил ее взгляд своим стальным взглядом, добавив: «Комната твоя до заката. Еще мгновение, и это еще восемь лари.
Что-то здесь было не так. Он не выглядел злым или даже расстроенным тем, что его разоблачили, а скорее смесью облегчения и горя. Как будто он одновременно хотел, чтобы зверь был убит, но любил его человеческую сущность.
«Еще один вопрос. Ты действительно посылал людей на съедение зверю, или это…”
— Да, я кое-что сказал ему, чтобы он не пытался сбежать, — признался Куинси. «Я посылал только убийц зверей, которые, как я искренне верил, могли его победить, а всех остальных я либо вообще отрицал, либо отправлял в погоню за дикими гусями. Тот факт, что их неудачи предотвратили его охоту, был непреднамеренной выгодой».
Он не лгал, а если и лгал, она не могла сказать. Зел открыл пустой мешочек, достал две монеты, содержавшиеся в нем, и протянул их, предлагая: «Двести за контракт, двести в качестве выплаты за риск».
Монеты были тяжелыми и ледяными в ее руке, но она знала, что лучше не выдавать свое незнание их природы, глядя на них с любопытством.
Куинси посмотрел на них, затем снова на нее. Покачивание головой.
«Я не отказываюсь от сделки, если согласен на нее». он сказал. «Если вы хотите вернуть их, потратьте их. Но я отвечу тем же — сообщу, что губернатор искал тебя, пока тебя не было.
«Губернатор? Какое отношение ко мне будет иметь губернатор?» она подняла бровь, убирая монеты обратно в мешочек. Воспоминание о том, что она услышала от охранников у ворот, когда она уходила, вспыхнуло в ее голове, как раз в тот момент, когда Куинси подтвердил это.
— Ты вызвал его сына на дуэль чести и начал выбивать ему зубы. Ты не икесианец, так что держу пари, что с тобой все будет в порядке. А теперь, если вы не возражаете…
Зел был более чем доволен результатом. И из-за ее оплаты, и потому, что оказалось, что Куинси не так виновен, как она думала.
Неужели он посылал людей на смерть от когтей людоеда? Да.
Сделал ли он это с намерением убить их? Нет, если верить его слову, а интуиция Зела подсказывала ей, что он говорит правду. В его отношениях со зверем явно было больше нюансов, но ей не было настолько любопытно, чтобы вмешиваться в такие личные дела.
С деньгами в безопасности
Хранение тумана
, она решила в последний раз воспользоваться четвертой комнатой, чтобы промыть раны. Когда она вошла, комната была пуста, на тумбочке лежала записка, написанная карандашом. Это читать:
Я пошел в Риверсайд Ремедиес.
Поверните налево, когда выйдете из гостиницы,
снова поверните налево на углу улицы,
затем идите прямо.
Зеф
Улыбка тронула ее губы, когда она прочитала это, и она спрятала записку в
Хранение тумана
на хранение. Наконец она вошла в ванную, чтобы начать промывать раны, но… Когда она повернула вентиль, вода не вылилась.
«Какого черта?» вырвалось разочарованное восклицание, за которым последовал долгий вздох. Она уже хранила полупустую бутылку с уплотнением, но это заставило ее серьезно задуматься о том, чтобы забрать ее и выпить целиком. Глубокий вдох, глубокий выдох…
Боль все еще присутствовала, но была ли она достаточно сильной, чтобы позволить этому испортить ей день? Нет, это не так.
Возможно, трубы каким-то образом засорились, или, что гораздо более вероятно, источник воды в ванне иссяк, если она действительно питалась кристаллом Аква, как раковина в транспорте.
После того, как она высохла, запах крови немного притупился, поэтому она решила просто пойти в «Риверсайд Ремедис» и надеяться, что там есть функциональная ванна. Она ушла, на выходе вручив ключ Куинси. Она следовала указаниям в записке, и, как оказалось, угол, на котором находилась гостиница Куинси, находился еще довольно далеко от набережной.
Прошло немного времени, прежде чем она добралась до набережной и оказалась на перекрестке с оживленным мостом через реку на другой стороне. У нее не было причин идти этим путем, и ей не хватило ума осмотреть его чудесную архитектуру, вместо этого она поспешила в предполагаемом направлении к Риверсайд-Ремедиес. Однако она обратила внимание на две вещи: река, вероятно, была не особенно быстрой, учитывая отсутствие шума, и вид на другой ее берег был значительно закрыт из-за большого количества ив, растущих внутри канала.
Компания Riverside Remedies оправдала все ожидания Махуса, и даже больше. Он остался в первозданном состоянии, когда его владелец ушел воевать на войну, и все, что им нужно было сделать, чтобы привести его в состояние, подходящее для повторного открытия, — это небольшая уборка и пополнение запасов. Около половины первого этажа занимал сам магазин, во второй половине — несколько дополнительных помещений — подсобная кладовая, кладовая, туалет. Сама лаборатория и главная кладовая занимали обширный подвал здания, и Махус сдерживался, даже не вступая в лабораторию, пока все остальное не было улажено — он знал, что не выйдет оттуда еще несколько часов, если не дней, был ли он так хорошо оборудован, как он думал.
На верхнем этаже располагались жилые помещения для полной семьи из четырех человек, включая две спальни, ванную комнату и небольшую, но прилично оборудованную кухню. Бытовые алхимические устройства имели кристаллы эссенции приличного размера и, насколько он мог судить, находились в полностью рабочем состоянии, хотя чтобы определить наличие каких-либо неисправностей, потребуется некоторое реальное использование.
Главное складское помещение было в основном нетронутым, хотя и немного пустым, в основном заполненным элементарными товарами, которые не портились и которые было нелегко транспортировать — главным образом, массивной бочкой, которая, как оказалось, была наполнена Liquid Vigor.
Итак, двое мужчин принялись убирать магазин, ожидая, пока Зефарис приедет и присоединится к ним. Они оба знали, что произошло прошлой ночью, но ни один из них не знал, что другой знал, и поэтому они некоторое время притворялись, что злятся на стрелка за то, что он спал до того, как Махус поскользнулся.
«Клянусь, вчера вечером я услышал какой-то странный стон из их комнаты…» — рассеянно заметил он, слишком сосредоточившись на сортировке пустых бутылок с запечатками, которые оставил предыдущий владелец, чтобы фильтровать то, что он сказал.
Он осознал свою ошибку задолго до того, как услышал, как Зигмунд усмехнулся в бороду и заметил: «Дай угадаю, ты видел, как Туман просачивался из-под двери, и вытащил свое слуховое усиление? Не поэтому ли ты пел в ванной, ожидая, пока все пройдет, как порядочный не извращенец?
«Я думал, они ругаются!»
Зигмунд ответил лишь искренним смешком, продолжая подметать пол. Некоторое время они продолжали работать молча, пока через несколько минут после полудня не раздался звонок в дверь, когда прибыл Зефарис, излучая нетипичное чувство позитива. Она как будто избавилась от вездесущего тихого напряжения, которым обладала с тех пор, как они находились в Зоне отчуждения.
Ни у кого из них не возникло желания расспросить ее по этому поводу, и она присоединилась к ним в уборке магазина, не сказав больше нескольких слов, чтобы спросить, что нужно сделать и где найти инструменты. Тряпка, ведро, немного воды, и она пошла, счищая пыль с многочисленных столешниц и полок.
Они услышали отдаленное звонкое пение какого-то неизвестного уличного артиста, но вскоре после прихода Зефа он замолчал. Через несколько минут они услышали, как он полз поближе, прямо за рекой, прежде чем он разразился звучным боевым кличем певческого голоса. Никто из троих не поднимал эту тему, но все они находили некоторое утешение в существовании человека, у которого хватило наглости выражать такой патриотизм даже после войны. Зефарис выразила свое одобрение провокационной лирики певицы наиболее очевидным образом, тихо напевая под нее, вытирая полки под прилавком.
Прошел почти час с тех пор, как она начала убирать магазин вместе со своими товарищами, а разум Зефа продолжал блуждать, пока ее тело выполняло всю тяжелую работу. Из всех уроков, которые она усвоила в армии, больше всего она ценила способность мысленно выдерживать длительные периоды черной работы. Ее меткая стрельба была ее гордостью и радостью, но это то, что она культивировала задолго до того, как попала в винтики индустриальной войны.
Ей нравилась музыка уличного артиста, она ей очень нравилась, хотя его тексты были, на ее взгляд, слишком политическими. В каждой песне, каждом слове было искреннее чувство. От песен о том, что Икесия никогда бы не выиграла войну, до песен, обещающих разрушение всем, кто попытается пнуть ее родину, пока она разрушена, отдаленный рев голоса этого человека и бренчание его инструмента помогали скоротать время.
В какой-то момент она услышала, как он играет в совершенно нехарактерном ритме, сопровождаемом звуком граммофона, воспроизводящего запись его собственного голоса в качестве бэк-вокала. Какое любопытное решение проблемы одинокого исполнителя. «
Как он вообще взял в руки фонограф?
она задавалась вопросом. Ход ее мыслей был прерван радостным звонком дверного звонка, снова разнесшимся по магазину.
Но… Они никого не ждали. Зеф была ближе всего к двери, ее мысли все еще были заняты ее высоким возлюбленным, тихий голос в ее голове говорил ей, что, возможно, это она вернулась с охоты. Она высунула голову из-за стойки и, к своему большому удивлению, оказалась там. Она стояла в дверном проеме, вся в порезах и засохшей крови, ее нагрудные перевязки разорвались внизу и держались только на красновато-коричневой корке.
Зефарис был полностью осведомлен о рисках, связанных с убийством зверей, о том, насколько распространены тяжкие травмы и даже смерть в этом бизнесе — эти и многие другие были факторами, которые делали эту профессию почти исключительной для тех, кто способен дышать туманом. Она полностью ожидала, что Зел вернется, по крайней мере, поцарапанный и с парой укусов, и хотя ее рассудок ничуть не удивился, она все же почувствовала, как страх нахлынул на нее, когда она выпрыгнула из-за прилавка.
— Ч-что, черт возьми, произошло?! Ты в порядке? Ты можешь двигаться? посыпался шквал вопросов, привлекший внимание Сига и Махуса.
— Со мной все в порядке, — успокоил Зел. «На обратном пути я выпил полбутылки Liquid Vigor, дыхание почти не болит. Просто нужно смыть всю эту кровь… Пожалуйста, скажи мне, что здесь есть действующая баня.
Прежде чем Зеф смог собрать какой-либо реальный ответ, кроме панических взглядов, Махус уже наклонился к дверному проему и окинул Зела взглядом, небрежно заметив: «Мальчик, поговорим о том, чтобы получить кровь. Множество поверхностных ран, ничего серьёзного не похоже. Да, я почти уверен, что ванна хороша. Если в нем кончился сок, у вас все еще есть кристаллы Аква и Игнис в Хранилище Тумана».
Не сказав ни слова, алхимик вернулся к своей черной работе по сортировке бутылок с уплотнениями, оставив их двоих стоять там. Механизм самозакрывания двери заставил ее снова позвонить в колокольчик, выведя Зеф из беспокойного состояния сверхвнимательности.
Зельсис почувствовала легкую досаду на себя из-за того, что не подумала использовать свои раны как средство начать что-то раньше. Было слишком легко просто подтолкнуть стрелка в нужном направлении.
«Пару раз я упала на спину», — сказала она, поднимая руку, чтобы обнажить огромное пятно крови, растекшееся под ее подмышкой. — Не поможешь мне промыть раны?
«Я- Да, конечно! Наверху есть ванная, — не теряя ни секунды, ответил Зеф, тут же повернувшись, чтобы отвести ее туда. Она была слишком поглощена заботой о здоровье другого человека, чтобы думать о чем-то меньшем, чем платонические последствия.
Услышав, как они вдвоем поднимаются по лестнице, Махус раздраженно вздохнул и встал среди аккуратных полочек различных бутылок, которые он расставил по полу. «Бутылки рассортированы. Я пойду проверю лабораторию, — ответил он на веселый взгляд Сига. «Залейте пару и дайте мне знать, если возникнут какие-либо проблемы с испарением из-за уплотнений.
Вниз по лестнице и к массивной двери, которая распахнулась бесшумно и захлопнулась, когда он закрыл ее таким же образом. Он почувствовал, как его охватило чувство детского удивления, когда перед ним раскинулась огромная лаборатория, легко сравнимая с лабораториями санкционированных государством алхимиков. Если бы он сделал ставку, то мог бы с уверенностью предположить, что во многих алхимических колледжах нет таких лабораторий, как эта, и что по крайней мере еще в одном здании на этой улице вообще не было подвала из-за огромной площади лаборатории. размер.
Там было много шкафов и столов, как у стен, так и в центре комнаты. В противоположных концах комнаты стояли две отдельные раковины, обе соединенные с собственными легкодоступными синтезаторами воды, причем внутри клеток на стене отчетливо были видны кристаллы Аква. Махус ходил по лаборатории, пытаясь решить, какой аппарат он хочет протестировать в первую очередь.
Рациональная сторона его разума подсказывала ему, что нужно быть уверенным, что колонна Виридитас от пола до потолка, все еще находящаяся в углу, сравнительно скоро потребует интенсивного использования. Он знал, что ему следует пойти проверить кристалл Игниса, убедиться, что все горелки работают правильно, и очистить то, что, скорее всего, месяцами и месяцами хранилось в перегонной камере от высушенных растительных веществ.
Но он этого не сделал. Это было бы недостаточно увлекательно, чтобы отвлечь его от настоящей причины, по которой он оказался здесь, почему он не перебирает бутылки с уплотнениями и не копирует дизайны печатей, чтобы улучшить свои собственные. Вместо этого Махус решил порхать от одного стола к другому, исследуя все почти нетронутые алхимические аппараты, пока первоначальное чувство интриги не утихло, только чтобы перейти к следующему беспорядку из закаленного стекла с выгравированными символами.
Он полностью осознавал ребячество своего внутреннего дискомфорта, связанного с сапфическими отношениями между одним из его товарищей и человеком, который перевез их через границу. Но это был Махус-человек, Махус-алхимик. Источник такой неуверенности был гораздо глубже, чем его сознательное «я», это был невыносимый маленький мальчик, который не мог справиться со своей неспособностью уговорить женщину в постель, это был мысленный пережиток его прошлого «я», который он сделал все, что мог. истребить.
Махус убил дюжину грекурианских солдат за один вечер, используя только свой меч, он спал с женщинами, на которых большинство мужчин не обращали даже мимолетного взгляда, он достиг подвигов алхимической инженерии, которые немногие когда-либо могли сделать, и все ради строительства его собственное чувство собственного достоинства… Но оно оставалось шатким, ибо имело гнилую основу.
И вот он удалился в лабораторию, которая по праву принадлежала мертвецу, предавшись детскому изумлению при виде богатства жизни, которое также по праву принадлежало мертвецу. Его след среди лабораторного оборудования привел его к письменному столу, расположенному среди двух больших шкафов, в каждом из которых было множество колб и банок, полных реагентов, от бесцветных химикатов до консервированных органов. Был даже…
«Гомункул! Настоящий чертов гомункул! — воскликнул он, глядя на уродливый кусок плоти, плававший в не совсем зеленом консервационном растворе на основе Виридитас. Это было крошечное, отдаленно напоминающее гуманоидное существо, едва больше чьей-то головы в целом, его бледная кожа так плотно прилегала к костям, что даже сквозь мутную жидкость можно было увидеть каждое отдельное ребро. Его правая рука и левая нога были не более чем утолщениями, но две другие конечности были полностью сформированными, хотя и миниатюрными и раздутыми, а голова была настолько пропорциональна и узнаваема, что ее можно было принять за восковую миниатюру головы реального человека.
Его пустой взгляд следил за каждым его движением, как в учебниках описывается правильно выросший гомункул. Однако, в отличие от описанных учебников, он медленно поднял руку и указал на письменный стол. Выражение его лица было чрезвычайно серьезным, когда он начал писать несколько слов на внутренней стороне банки, используя осадок, скопившийся на стекле.
СОЖГИ ЭТО
ИЛИ
ИСПОЛЬЗУЙ ЭТО
Он стер их и сделал дыхательное движение, заставив слой осадка восстановиться, прежде чем он написал что-то снова.
АЛЬБЕДО
ШОУ
ТО
СПОСОБ
Еще одно дыхательное движение. Он поднес свою коротенькую ручку ко рту, застегнул молнию, понимающе кивнул, и вот так искра разума исчезла, его глаза снова рассеянно следили за каждым движением Махуса.
Мечник перевел взгляд на стол, на множество разбросанных вокруг заметок и блокнотов. Он сел и начал читать. Длина слова и структура предложений имели смысл, как и алхимические диаграммы, но… Это был весь буквенный суп. Это было…
Шифр замены. Точно так же, как его учили еще на тренировках. Потребовалось всего несколько минут, чтобы найти чистый лист бумаги и достаточно острый карандаш, погребенные под самым верхним слоем беспорядка. Теперь все, что ему нужно было сделать, это выяснить, что такое ключ шифра, и пройти обучение, и если он сделает все правильно, он сможет расшифровать записи мертвеца.
Ни одно конкретное слово не приходило на ум, пока он снова не посмотрел на гомункула, его глаза все еще бессмысленно смотрели на него.
— Альбедо показывает путь, да…
он задумался и вот так понял свою ошибку. Гомункул прямо сказал ему ключ к шифру.
Махус взял журнал, который больше всего привлек его внимание, вещь в кожаном переплете, внешний переплет которого был явно изношен, а застежка явно была сорвана и заменена по крайней мере один раз. Самая первая страница была до краев заполнена аккуратным и натренированным почерком, и он попробовал это сделать на первом предложении этой самой страницы.
То, что получилось в результате декодирования, не было современным икесианским языком. Это был старый диалект, который понимали почти исключительно многие старые семьи, жившие на юге Икесии до объединения, чье культурное наследие составило основу союза, каким оно стало при Мудреце Тумана. Другими словами, это был устаревший язык, на котором почти исключительно говорили люди, которые, скорее всего, были патриотами Икесии.
Махус не был из одной из этих семей, но он чувствовал себя удачливым, ибо тот самый человек, в честь которого он назвал себя, был также человеком, благодаря которому он понял этот диалект. Этот человек, которого он так глубоко уважал, был никем, просто библиотекарем из низшего среднего класса, который очень любил свой родной город-государство, как и люди его поколения.
Но он научил его читать и писать на старо-икесском языке, чтобы маленький Махус мог читать старые учебники по алхимии, которые все еще писались на этом диалекте.
И вот теперь он мог читать этот зашифрованный дневник, в котором говорилось о таких вещах, что он рисковал казнить, просто прочитав его.
Кто бы ни читал этот дневник, знайте, что я не сожалею о своих поступках, что всю свою жизнь я был в здравом уме и никогда даже не думал о самоубийстве. Если вы читаете это, то я либо был убит, защищая свою родину, либо предательскими руками анти-икесианских боевиков.
За три года до объединения я принял участие в съезде алхимиков, на котором встретил человека, который, как мне кажется, позже стал известен как Мудрец Тумана. Он не раскрыл мне ни тайн Тумана, ни великого замысла алхимии, но он посеял в моем сознании семя, которое проросло в собственный великий замысел.
На этих страницах я намерен подробно описать процесс создания гомункула, способного превзойти величайшие героические родословные старых сил.
В течение нескольких часов, которые ему показались всего лишь минутами, Махус продолжал лихорадочно расшифровывать страницу за страницей журнала. Бумага у него быстро закончилась, и, порывшись во многих ящиках письменного стола, он нашел запасной чистый дневник, который нашел там, для своих усилий по расшифровке.
Поэтому я считаю, что современное понимание Азота как концепции ошибочно. Изначальная ртуть жизни естественным образом содержится в драгоценных камнях, потому что тела и души ее носителей неспособны по-настоящему стать едиными с субстанцией и, таким образом, создать вторичную оболочку из твердой эссенции вокруг ртутной сущности — как средство отделения от и позволяя им взаимодействовать с ним по мере необходимости.
Я предлагаю теорию, согласно которой, чтобы полностью стать единым целым с Азотом, человек должен быть создан заново с целью такого подвига. Я полагаю, что культивирование высшего Азота не только не является необходимым для преодоления человеческих ограничений, но и что это опасное занятие, которое неизбежно приведет человека к высокомерию и саморазрушению, как это снова и снова доказывалось героическими линиями. старых сил. Чем более утонченными они становятся, чем дальше они уходят в прошлое, тем более развратным и деградирующим становится их образ жизни и тем более презрительными к простому человеку они становятся.
Я считаю, что это причина превосходства Божественного Императора Патейрии, и что его путешествие в Море Тумана фактически привело к его способности напрямую потреблять первичную ртуть в качестве топлива для своих огромных способностей. Поэтому вывод очевиден – Божественный Император солгал о своих методах самосовершенствования, чтобы помешать другим достичь более высокого состояния существования.
