Зел быстро мысленно отметила различные преимущества, которые специализированные стили придавали даже грубой силе ее черт, но сразу после этого заставила показания исчезнуть и перешла к
Хранение тумана
. А
(Ржавый)
По ее мнению, крышка кастрюли вполне подойдет для улавливания рассыпанного пороха, поскольку ее не совсем безопасно использовать для приготовления пищи.
После этого она достала из хранилища еще тридцать винтовочных патронов, просто сложив их на землю. Быстро стало очевидно, почему Зефарис хотела, чтобы что-то улавливало рассыпчатый порох, когда она начала разрывать гильзы, высыпать порох и закладывать пули в спидлоадер.
Патрон за патроном шел, и Зел начал грызть вопрос.
— Что у тебя с левым глазом? она спросила. «Я знаю, что это не работает, но… Откуда опасения по поводу покупки нового?»
Зефарис закончил разрывать патрон и отодвинул крышку кастрюли и спидлоадер в сторону. С глубоким вздохом она посмотрела на Зельсиса.
«Я… думаю, у меня что-то вроде контузии после того, как я его потеряла», — объяснила она. «Я мог бы вставить Медный Глаз в глазницу одновременно с процедурой Глаза Гомункула, но я не мог заставить себя сделать это. Как будто примитивная часть моего разума слишком напугана тем, что что-то постороннее когда-либо снова приблизится к моей левой глазнице.
Она вытащила Философский Глаз из кармана и потерла камень о рубашку, чтобы отполировать его. «Может быть, это то, что мне нужно, чтобы преодолеть это. Хотя даже представить себе не могу, что вложу это в себя…»
Несколько секунд она смотрела на камень, затем неохотно протянула его Зельсису.
«Наверное, я бы смогла улыбнуться и вынести это, если бы это сделал кто-то другой», — сказала она столь же неохотно. По ее голосу было слышно, что она боролась со своими инстинктами даже за то, чтобы подумать об установке искусственного глаза, но Зелсис быстро принял ее предложение.
По ее мнению, чем быстрее будет сделана неприятная процедура, тем меньше будет ее последствий для человека. Идея зашить рану была для нее предпочтительнее, чем тщательно ее зашить.
Итак, выдохнув Туман и быстрым движением, она схватила глаз правой рукой и откинула волосы Зефа левой, удерживая ее голову. Опустив руки, блондинка стояла неподвижно, крепко зажмурив здоровый глаз, хотя руки дрожали.
Зел заставил Зефа открыть веки левой глазницы, и его встретила розоватая полость с невыразительным отверстием на месте зрительного нерва. Она втолкнула «Глаз Философа» в глазницу, и он вошёл без малейшего сопротивления. Зеф издал одинокий тихий всхлип, когда глаз вошел внутрь, и Зельсис почувствовала себя гораздо хуже из-за того, что причинила ему все страдания, которые она когда-либо причиняла другим. Слабое мерцание можно было увидеть в ядре камня в тот момент, когда Зефарис закрыла глаза и заключила его в объятия, на которые Зел с радостью ответила взаимностью.
Через некоторое время Зефарис успокоилась и оторвалась от Зела, осторожно открыв левый глаз. В центре черного шара образовалась капля мерцающего белого света. Он метнулся на поверхность, двигаясь вместо зрачка, пока Зефарис оглядывался.
Зеф посмотрел Зел в глаза, а затем поспешно зажмурил ее левое веко. Она судорожно покачала головой, отметив: «К этому нужно привыкнуть… Но, по крайней мере, это работает».
— Видишь что-то странное? — с любопытством спросил Зелсис.
«Только зрительный нерв», — ответил Зеф, собирая свои вещи и продолжая заполнять спидлоадер. «Могу поклясться, что видел эти серебряные линии в виде значка на внутренней стороне твоего правого глаза»
Пока Зеф продолжала свою работу, Зел неоднократно пыталась создать шаровую молнию без использования рук, в основном сосредотачиваясь на плечах. После того как шальная дуга ударила в землю и зажгла несколько отдельных зерен пороха, она решила провести эксперименты в другом месте камеры.
Те же результаты, что и раньше. Та же борьба.
Не желая продолжать пробовать одно и то же, пока оно не сработает, она произнесла: «Стиль: Зверь…»
С возросшей близостью к молнии и осознанием своих собственных серебряных проводников, которые давал этот стиль, достичь желаемого результата стало значительно легче. То есть это стало возможным.
Это по-прежнему требовало значительных усилий, сосредоточенности и времени, но после пары попыток использования стиля зверя Зелу удалось создать пару крошечных бусин-молний, по одной над каждым плечом. Когда она отпустила их, они полетели в воздух в разных направлениях, прежде чем исчезнуть.
Она пробовала это снова и снова, и, приложив еще больше внимания и усилий, ей даже удалось направить шарики света размером с глазное яблоко в общем направлении. Они все еще бродили зигзагами, но, по крайней мере, их можно было направлять. Это все еще было слишком сложно и отнимало много времени, чтобы его можно было использовать в реальном бою, но Зелсис не могла удержаться от того, чтобы грызть его, даже если знала, что за время ее пребывания в подземелье оно не достигнет пригодного для использования состояния.
Это была ее четвертая или, возможно, пятая попытка, когда она заметила, что Кастер высунулся из своего уголка и уставился на нее. Она сразу же предположила, что он, должно быть, смотрит ей в зад, учитывая угол, но его манящая рука заставила ее усомниться в этом предположении.
Она подошла и присела на корточки, чтобы посмотреть на сидящего жука в его маленькие глазки-бусинки. Жестом он опустил еще одну колонну, чтобы расширить вход в свое убежище с Копейщиком. Он развеял ее предположение, когда в неловкой формулировке спросил: «Ваш… Небесный огонь. Как ты его получил?»
Наклон ее головы и смущенно поднятая бровь дали ему понять неуклюжесть его речи.
«Как скажешь…» — пробормотал он про себя, глядя в сторону, прежде чем, кажется, вспомнил и оживился: «Молния! Вот это слово. Как ты его получил?»
Она самодовольно улыбнулась и ответила: «Я вырезала молнию из Живой Бури».
— Понимаю, это… Думаю, это объясняет… — запнулся он, явно озадаченный ответом.
«А вы? Никакого видимого метода дыхания, никакого заклинания, ты просто бросаешь зеленую молнию и стоишь там, дергаясь, как будто это тебя ударили, — продолжила она, копаясь в уязвимости Кастера перед его собственными способностями. Она подталкивала его не просто ради подталкивания, но и из любопытства.
— Ах, у меня нет своей молнии, — грустно улыбнулся он. «Я просто знаю, как опираться на силу желающего другого. Без посторонней помощи я могу лишь управлять аспектом Земли. До этого беспорядка моей ролью в Божественной Армии была поддержка укреплений…»
«Этот беспорядок?» Зел снова поднял бровь.
— Война, — вмешался Копейщик, пока Кастер все еще размышлял над своим ответом, его голос был горьким и злым. «Они сказали нам, что мы раздавим каких-то деревенских выскочек и вернемся до праздника. Полгода спустя большая часть нашего батальона лежала мертвой в рвах, а остальные жили лишь как эти извращенные пародии на самих себя прежних. Однажды нас отправили на разведку, и мы нашли это место. Лоялисты появились здесь совсем недавно и прорвались через Туманные Врата, используя какой-то артефакт.
«Есть какие-нибудь идеи относительно того, почему они могут захотеть захватить подземелье?» — спросил Зел. У нее было свое мнение по этому поводу, но ей также было любопытно мнение кого-то с другой стороны линии фронта.
«Они думают, что сокровища подземелья можно просто украсть и вернуть в поверхностный мир, что большинство из них не являются миражами, которым никогда не суждено покинуть Море Тумана», — на этот раз хихикнул Кастер. Прежде чем Зельсис успела задать вопрос, который сразу же пришел ей в голову, он добавил: «Они думают, что все в подземелье постоянно, как и ваши награды. Даже стены — всего лишь большая ложь, тонкие, как бумага, листы псевдореальности, бетонированные Ядром до тех пор, пока поблизости есть живые существа. В тот момент, когда Ядро теряет контроль, шестерни начинают заклинивать, погружаясь в Море. Хотя я подозреваю, что это именно то, чего хочет Император.
Чем дольше он говорил, тем более запутанным и явно невменяемым он становился. Всего за несколько предложений жучок начал походить на какого-то бессвязного отшельника. Тем не менее, кое-что из того, что он сказал, имело смысл, и Зелсис распознала кое-что из того, что он сказал, поэтому решила подыграть.
«Два вопроса», — сказала она, жестикулируя двумя пальцами. «Нет, пусть это будет три. Во-первых, зачем ты мне все это рассказываешь? Во-вторых, что вы подразумеваете под темницей, погружающейся в Море Тумана? И в-третьих, почему Император хотел, чтобы такое произошло?»
«Вы, претенденты, — наша единственная надежда на то, что то, что мы знаем, когда-либо достигнет поверхности, поэтому я полагаю, что если помочь вам понять, это увеличит ваши шансы на распространение правды», — признал Кастер, передвигаясь на месте и садясь поудобнее. позиция. «Что касается вашего второго вопроса, подумайте об этом так: мир — это остров, подземелье — это лодка, а Ядро — это одновременно и капитан, и просмоленная веревка, удерживающая воду от затопления. Без Ядра все это наводнения и затопления. Ваш третий вопрос связан с этим; когда что-то тонет, оно поднимает волны. Император думает, что волны затопления Подземелья будут достаточно высокими, чтобы пробить черную стену и впустить его.
Зел была искренне удивлена тем, что получила краткое и осмысленное объяснение без примеси мистики, однако это никак не удовлетворило ее любопытство. Это было просто перенаправлено с концепции чего-то, погружающегося в Море Тумана, на Божественного Императора. Она также села как следует и запросила информацию: «Расскажи мне об Императоре».
Кастер посмотрел в сторону, как будто ему не хотелось говорить, но Копьеносец нетерпеливо заполнил тишину.
— Посмотрим… — начал Копейщик, глядя в пространство и пересчитывая черты на пальцах. «Лицо такое красивое, что даже сбивает с толку, острая челюсть и все такое. Его волосы платинового цвета с золотыми и серебряными прядями, всегда уложенные в какую-то невероятную колючую прическу. Левый глаз серебряный, правый золотой. Любит носить много украшений, иногда дарит кольцо или серьгу понравившемуся подчиненному. Ой! И высокие воротники. Очень любит одежду с высокими воротниками и глубокими v-образными вырезами. У него больше шрамов на груди, чем чистой кожи. Ой! Ходят слухи, что у него также есть живая татуировка дракона по всей спине. Я… Думаю, это все.
Он вопросительно посмотрел на Кастер, ожидая подтверждения. «В том, что все? Или он снова изменил внешний вид?»
Медленно кивнув, Кастер согласился: «Вы описали Императора так точно, как я и ожидал. Пропустил только часть о его летающем мече, на котором он разъезжает повсюду.
Описание нарисовало перед ее мысленным взором довольно четкую картину. Это звучало именно так, как она ожидала, чтобы выглядел кто-то по имени Божественный Император.
«Так что он выглядит таким же эгоцентричным, как и звучит», — пошутила она с ядовитой ухмылкой.
Копейщик ухмыльнулся в ответ, а Кастер вздрогнул, ударив посохом о землю. Они продолжали говорить еще некоторое время, причем Зельсис не пыталась скрыть своих намерений получить военную информацию, а две саранчи не пытались скрыть эту информацию.
Они прошли через вооружение, доспехи, припасы, пайки, а также пайки, инструкции по производству сладких лепешек из клейкой рисовой муки. Дальше дело дошло до оскорблений. От патерианских оскорблений в адрес других наций, этнических групп или даже общих социальных групп до оскорблений других групп в адрес патейрианцев.
«Многие наши устрские товарищи были сбиты с толку, когда услышали, что снеговики называют нас кошатоедами, потому что для них это не оскорбительно», — сказал Копейщик, и его слова звучали так же отстраненно от этих людей, как икесианцы от грекурианцев. Зел полагала, что это имело бы смысл, если бы Патейрианская империя была такой огромной, как она предполагала.
Он продолжил, прежде чем она успела задать неизбежный вопрос, подтвердив: «Да, в Устрене действительно едят кошек, и их кулинарные традиции даже не особенно странны! Знаете ли вы, что в некоторых местах едят живых новорожденных мышат, обмакнутых в мед? Они называют это «деликатесом из трех писков», потому что они пищат один раз, когда вы их берете в руки, один раз, когда вы кладете их в рот, и один раз, когда вы их откусываете!
— По моему мнению, это не более отвратительно, чем те островитяне, которые едят сырую рыбу, — вмешался Кастер. — А что они делают в Апреше…
На лице Копьеносца мгновенно сменилось веселое недоумение, когда он потчевал незнакомца рассказами о причудливых регионах своей родины, на широко раскрытое отвращение.
— Хотя это миф… — пробормотал он недоверчиво.
— Официально да, — кивнул Кастер. «Однако они все еще это делают. Я видел, как они это делали, мне предложили кусок мяса».
Мысли Зел моментально перешли к каннибализму, но разъяснение, которое она получила, когда Кастер перефокусировал на нее взгляд, было как-то хуже.
«Видите ли, в Апреше с собак снимают шкуру и готовят живьем в течение нескольких часов, потому что они верят, что страдания животного улучшают вкус мяса».
Эта менее серьезная линия обсуждения перешла к гораздо более серьезным социальным концепциям, таким как концепция Патейриана, которую Кастер перевел как «Лицо» или, в более общем смысле, «Репутация». По мнению Зела, это была в какой-то степени более универсальная идея репутации, смешанная с сильно стратифицированной кастовой системой, в которой преклонение перед начальством могло одновременно усилить Лицо начальника и подчиненного, тогда как непослушание ухудшило бы Лицо обоих. .
На первый взгляд это просто звучало как другая форма общей репутации среди сверстников, но то, как двое жуков говорили об этом, заставляло это звучать гораздо более жестко. Они представили это так, будто сомнение во мнении старейшины или начальника может полностью разрушить чью-то жизнь.
В какой-то момент Зел обнаружила, что уже не может пытаться понять, не осуждая. Это произошло, когда Заклинатель сказал, что любой, кто заботится о своем Лице, заплатит епитимью за любое предполагаемое оскорбление своего начальства, даже если оскорбление не было намеренным, и даже если начальник в отместку действовал злонамеренно. Таким образом, можно увеличить свое Лицо, причинив вред злонамеренному начальнику.
«Почему я должен платить покаяние тем, кто хочет, чтобы меня сделали рабом, убили и расчленили?» — спросила она, не подумав. «Если кто-то преследует меня по какой-либо причине, я нанесу ему соразмерное возмездие. Неважно, кто они. На самом деле, я скорее выбью жизнь из какого-нибудь выродившегося олигарха, чем из обедневшего головореза».
«Зачем тебе заниматься до боли? Или работать на работе, которая вам не нравится, но которую нужно выполнить вашему начальнику?» — спросил Кастер со спокойной грустью в голосе, его глаза-бусинки выражали его усталость от той самой системы, которую он описал несколькими минутами ранее.
Прежде чем она успела даже подумать об ответе, знакомое ощущение пронзило ее нутро. Мгновение спустя она заметила тонкий звук пробуждающихся Туманных Врат и проходящих через них людей. К тому времени, когда она повернула голову, чтобы посмотреть, она увидела Инквизитора и Стролвата, входивших в помещение, ворота уже исчезли за ними.
В ее голове проносились мысли о том, как быстро, кратко и ясно донести, что два Саранчовых Дворянина были союзниками, но… Никакой враждебности не было видно. Она увидела, как взгляд Строла скользнул по Заклинателю, его бровь была приподнята, но без враждебности. Инквизитор была другой, ее взгляд был таким же враждебным и злым, как всегда, но это был знакомый гнев, направленный исключительно на Зела.
Как только они сели отдохнуть перед тем, как вся группа отправится на следующий этаж, быстро стало ясно, почему не было никакой путаницы по поводу присутствия невраждебных жуков.
«Мы разговаривали с Дельтой», — сказал Стролват, между тем как выпил эликсир и съел больше порции, чем ему, вероятно, следовало бы. «Машина изо всех сил старалась сообщить нам о тараканах-дезертирах, которые должны были привести нас прямо к последней камере. Не уверен, что это будет считаться полным истреблением, но полагаю, что это уменьшит угрозу организованного улья, съедающего всю чертову долину.
Еще некоторое время они ели и отдыхали. Как и раньше, Инквизитор изо всех сил старалась скрыть от них свое лицо, на этот раз пройдя до другой стороны алтаря с проекционными символами и сев там со своей едой и питьем. Зел на время вернулась к Зефу, увидев, что стрелок уже зарядила в спидлоадер около пятидесяти выстрелов и даже придумала, как пристегнуть его к поясу в положении, напоминающем кобуру.
Стролват на мгновение застыл, проглотив кусок сушеного мяса, вспомнив, что Дельта дала ему что-то, что он должен доставить Зельсису лично. Это была тонкая пластинка из черного камня размером с игральную карту, вещь, которую субъядерный голем дал ему после того, как он выбрал свои дары. Хотя машина предложила Инквизитору только один подарок, она предложила ему два, оправдывая это тем, что он не получил должного вознаграждения за тщательную очистку своего пути на первом этаже.
Его дары были двоякими: во-первых, обновление его Медного Глаза, чтобы улучшить его связь с мозгом и, таким образом, позволить ему читать более тонкие вещи, чем трансляция внутреннего монолога, например, общую ауру или характер человека, без активных попыток человека транслировать его. какая-то конкретная аура.
Это была замена интерфейсной стойки; там, где первоначальный заменял поврежденную часть зрительного нерва, зажимая то, что от него осталось, новый, сделанный из черного камня, был гораздо тоньше и гораздо менее раздражающим при введении, просто касаясь поверхности его мозга. Он мог сказать, что Зельсис не стала выше или мускулистее, что в отличие от Зефариса она не получила никакого нового оборудования. Даже ее отношение не изменилось. И все же она излучала еще большее чувство опасности, чем раньше.
Вторым подарком было простое устройство, вживленное ему в горло рядом с гортанью; усилитель звука на базе Rubedo. Каким-то образом процесс имплантации, длившийся несколько секунд, показался ему более неприятным, чем вся боль от Медного Глаза вместе взятая.
«Эй, у меня есть кое-что, что я должен тебе дать», — он подозвал ее, залез в карман и вытащил карточку. На нем был выгравирован мертвый серый символ, который оживал при ее приближении, хотя он что-то проецировал только тогда, когда она брала его в руки. Он не мог видеть, что там говорилось, хотя ему было любопытно, но после того, как глаза убийцы зверей пробежались по тексту, она прочитала его вслух веселым тоном.
«Это Дельта. Пожалуйста, извините за нестандартное поведение, которое я продемонстрировал в своей меньшей оболочке. Похоже, в оболочке содержался отпечаток обесцененной личности, который пробудился после разрушения моей полноразмерной оболочки».
Пока она читала карту, он хорошенько ее рассмотрел, разбудив Медный Глаз в попытке прочитать ее из чистого любопытства.
Он вздохнул и узнал запах озона, и в этот момент ему в голову пришла идея. Хотя он не стал бы спрашивать об этом других Дышащих Туманом, он чувствовал себя в безопасности, спросив Зельсиса.
«От тебя исходит ужасно сильная статика», — сказал он. — Ты продвинул эту электрическую черту?
«Хм? О, да, я это сделал. Позвольте мне избавиться от статики, — сказала она, подняв сначала бровь, затем палец. Она вздохнула, и из кончика ее пальца вышел тонкий фитиль Тумана, превратившись в крошечную бусинку. Прежде чем он успел спросить, что она делает, по ее коже затрещали маленькие искры, и бусинка превратилась в ослепительно-белый шар молнии. Мгновение спустя она указала пальцем вдаль и отправила мяч в воздух.
Ощущение статики исчезло вместе с ним, но это не изменило отношения Строла к этому.
Он слышал и ощущал на себе так называемую передовую ауру опытного фехтовальщика. Стрелки, топорщики, рыцари и даже водители танков; у всех исключительных воинов была особая аура, которую Стролват мог различать благодаря своему Медному Глазу, но ничего подобного.
Аура Зела раньше была очень похожа на ауру фехтовальщика, только более грубая, высокомерная, более сексуальная; насколько он мог судить, идеальное отражение того, кем она была как личность. Однако в ее нынешнем состоянии к этой смеси добавился еще один аспект. Это напомнило ему о том, что он почувствовал давным-давно, когда обнаружил, что его преследует горный лев. Это… Было почти такое ощущение, будто какое-то невидимое чудовище наблюдало за ним через Зельсис, постоянно сканируя ее окружение, даже если она не обращала на это внимания.
Она снова взглянула на карточку и нахмурила бровь.
— Я, э-э… Одну секунду, очевидно, теперь я должна отдать это нашим друзьям-инсектоидам, — сказала она с некоторым явным замешательством, поворачиваясь на каблуках и направляясь прямо к слегка сгорбленному человеку с простым посохом.
Текст замерцал сразу после того, как она снова взглянула на карточку, предписывая ей отдать ее одной из саранчи, прежде чем они уйдут на следующий этаж. Там говорилось, что им есть что показать ей и ей одной.
Ей не нужно привлекать внимание Заклинателя, поскольку он мгновенно повернулся к ней лицом, когда она приблизилась, взглянув на нее вверх, затем на карту в ее руке, а затем снова на нее.
Какими бы черными и черными ни были его глаза, она все равно могла видеть, как выражение его лица расширилось, как его рот слегка приоткрылся с тонкой крадущейся улыбкой, скрытой среди мириадов крошечных тарелок.
Он выхватил карточку из ее пальцев, так что ей не потребовалось сказать ни единого слова, поднес ее в нескольких дюймах от своего лица и прочитал с величайшим вниманием. Раз, два, трижды он прочитал карточку, прежде чем опустить руку и снова посмотреть на нее, на его лице отразилось едва скрываемое волнение.
«Похоже, Дельта решила, что ты заслуживаешь большего объяснения, чем он успел дать тебе, относительно самосовершенствования», — сказал Кастер, поворачиваясь и подзывая ее следовать за ним, пока он шел к проекционному алтарю.
Зел оглянулся на остальных, в основном на Зефариса. Стрелок села недалеко от Стролвата и тщательно очистила свой штык. Она посмотрела на нее со смесью любопытства, растерянности и беспокойства.
«Я скоро вернусь, Дельта хочет, чтобы они мне кое-что показали», — объяснила Зел, проходя мимо.
Это вызвало медленный кивок и полушепот: «Я не пойду на следующий этаж без тебя».
Зел кивнул в ответ, а затем быстро догнал Кастера, когда тот прямо ступил на проекционный алтарь. Когда они оба встали на вершину, он поднял свой посох высоко в воздух и опустил его в центр проекционного глифа. За мгновение до того, как он опустил его, Зельсис едва успел разглядеть разветвленный, похожий на ключ выступ, выходящий из нижней части посоха.
Он вонзился в камень на длину предплечья, после чего Заклинатель резким движением повернул его по часовой стрелке. Части глифа засветились узором, который распространился от посоха, и от них поднялись клочья Тумана. Поначалу это выглядело случайным, но вскоре глиф в глифе стал привычным.
Действительно, Зельсис узнала форму символа Туманных Врат всего за долю секунды, прежде чем земля ушла у нее из-под ног, и она упала в недавно открытые Врата вместе с Кастером.
Они вышли из Врат, расположенных на потолке, и на мгновение оказались зависшими в воздухе, как будто их лишили всякой инерции в пути. Через долю секунды они упали на пол примерно на полметра. Заклинатель поднял руку и щелкнул пальцами, в результате чего пол опустился, и оказалось, что на самом деле это был какой-то тип лифта. Зел увидел, что каким-то образом он сохранил свой посох. На трех из четырех стен через равные промежутки были расположены световые камни, хотя они светились тусклым синим, а не обычным ярко-белым.
«Хорошо, мы одни. Теперь объясни, — сказала она, отряхиваясь, несмотря на отсутствие пыли в Подземелье.
«Мне нечего объяснять, кроме того, что я уже сказал», — легкомысленно ответил жучок, подходя к стене без световых камней. «Лучше будет показать вам. Держу пари, что скоро у вас будет больше ответов, чем у меня».
Немного поехав на лифте, он прибыл в просторный коридор с куполообразным потолком, освещенный теми же тусклыми синими светящимися камнями, что и лифт. Он отличался от всех остальных тем, что здесь не было ни панелей пола, ни светящихся линий, ни даже малейшего шва. Все это представляло собой один длинный, сплошной коридор, который тянулся вперед на десятки метров до очевидного тупика.
Ток. Ток. Ток. Его посох эхом разносился по залу, пока они шли.
Зельсис почувствовала на нее ощутимое давление, словно она проходила сквозь барьер за барьером, чем ближе она приближалась к тупику. Между тем, Кастер казался совершенно невозмутимым и шел вперед в обычном темпе.
Ток. Ток. Ток.
Не было слышно ни звука, кроме их шагов и щелкающего посоха, даже обычного отдаленного звука шестерен.
Ток. Ток. Ток.
Неосязаемое сопротивление росло, пока она не почувствовала необходимость начать дышать туманом. Глубокий вдох и медленный выдох — ровно столько, чтобы сделать следующий шаг.
Когда она впервые выдохнула, нить Тумана полетела в тупик, словно подхваченная невидимой рукой. Оно прилипло к стене, утопая в ней серебристой инкрустацией. Еще шаг, еще один вздох.
Шаг за шагом, дыхание за дыханием, она наблюдала, как под ее собственным выдохом на стене рисовался глиф, полностью покрывающий поверхность к тому времени, когда они достигли ее. В его центре было единственное непрерывное пустое пространство, форма которого идеально повторяла форму ее правой руки.
Заклинателю не нужно звать ее, чтобы она положила руку на контур. Когда она это сделала, стена раскололась, задрожала и соскользнула вниз, открыв за собой комнату.
Миновав пропасть, она вошла в палату и увидела, что она имеет семь стен, с семью семигранными столбами в каждом углу, соединенными наверху семью арками, сливающимися воедино в центре.
На полпути в идеальный центр каждой из стен камеры была встроена черная кварцевая сфера, в полуметре под которой находился тускло-синий световой камень.
Самое главное, что в центре зала располагались четыре концентрических кольца с выгравированными символами, окружавшие круг диаметром чуть больше метра, и в круге было тонкое впечатление, которое сразу же заставило Зельсиса подумать, что здесь должно было сидеть очень много людей. , возможно, сотни или тысячи. Либо круг был спроектирован таким образом, чтобы незаметно направлять людей к тому, чтобы сесть в него.
Четыре концентрических кольца на земле ожили ярким светом, проецируя изображение всех четырех колец, поднимающихся в воздух над ними. Самое дальнее кольцо поднималось примерно на высоту талии Зел, второе — на высоте ее глаз, третье — почти на метр над ее головой, а четвертое взлетело на высоту более чем вдвое превышающую ее высоту над землей, почти достигнув потолка.
Внешнее кольцо содержало мириады мерцающих точек, каждая из которых разветвлялась в ослепительное пятно светящихся дорожек, которые перемещались и менялись в количестве, чем дольше на них смотрели. Казалось, что чем больше кто-то пытался распутать паутину, тем более сложной и запутанной она становилась. Однако даже среди этой запутанной проекции можно было различить одну закономерность.
Все пути из нижних кругов неизбежно приводили либо в тупик, на другой путь, либо доходили до следующего круга.
Во втором круге было гораздо меньше огней и гораздо меньше дорожек, настолько мало, что, понаблюдав некоторое время, она заметила, что он циклически проходил через семь групп огней и дорожек с интервалом в двадцать восемь секунд.
Третий даже не изменился, всего там было всего около одиннадцати огней и соответствующих дорожек. Из этих одиннадцати пятеро дошли до четвертого круга.
Один свет заканчивался в четвертом круге, а от другого светящаяся дорожка уходила в космос по извилистой, спиральной дорожке, которая заканчивалась только у стены. От трех оставшихся огней три пути по спирали поднимались вверх, обвивая друг друга и достигая пустого пространства, где они растворялись в ничто; не заканчиваясь, но и не достигнув еще чего-либо за пределами того или иного.
«Согласно принципам Трех Королей существует четыре круга существования и бесконечные пути к божественности», — сказал Заклинатель.
Зельсис почувствовала, что конструкция выглядит незавершенной, и прояснила свои мысли Кастеру: «Конструкция выглядит незавершенной».
«Так и есть», — кивнул Кастер, прежде чем снова вытащить карту из черного камня и прочитать ее содержимое. «Согласно карте, вы должны сидеть в центре и наблюдать за конструкцией в движении, думая о том, что для вас значит самосовершенствование. Тогда оно каким-то образом проецирует видение в ваше сознание».
Оглянувшись на него, она заметила, что он остался прямо за пропастью двери. Она задавалась вопросом, было ли это потому, что он не мог войти, или потому, что он решил не делать этого. В конце концов, это не имело значения.
Зельсис вышла на круг и села, вытянув шею, чтобы посмотреть на клубящуюся паутину огней и дорожек. Она глубоко вздохнула, медленно выдохнув длинную полоску тумана, размышляя о том, что для нее значит культивирование. Не осознавая, что это должно значить для нее, где лежат согласованные ограничения, она могла ухватиться только за самый фундаментальный смысл.
Осознавать пределы своих возможностей, но при этом уверенно стремиться их преодолеть – вот истинная суть совершенствования. Это не высокомерная самоуверенность и не комплекс неполноценности, а истинное желание выковать из себя нечто большее, чем задумано природой.
В глубине души она не хотела быть правительницей, завоевателем или даже богом. Зельсис просто почувствовала побуждение, пылающую волю, которая говорила ей, что она может быть намного больше, чем была на самом деле, и она знала, что это сожжет ее, если она не начнет действовать. Она чувствовала, что самоуспокоенность в корне противоречила тому, кем она была, и что, в конце концов, она лгала самой себе, когда говорила, что была бы счастлива, просто работая убийцей зверей.
Она не была бы счастлива. Если бы ее заставили взять на себя роль убийцы зверей, она стала бы искать все более и более опасные контракты с более высокими выплатами, а когда контракты иссякли, она по собственному желанию отправилась бы искать более опасных зверей. Без внешней силы, подталкивающей ее к этой работе, она, скорее всего, использовала бы деньги от своей работы по убийству зверей для финансирования своего неизбежного стремления к еще большему самосовершенствованию. Лучшее учебное оборудование, лучшие материалы для реального оборудования, возможно, рабочие, которые будут копаться в руинах павших семей культиваторов.
У нее вырвался смешок.
В конце концов она поняла, что это пламя было эго, но не считала это грехом или недостатком. Она считала эгоизм жизненно важной частью себя, угольком, без которого один стал бы топливом для пламени другого. И это похоже на то, как нужно контролировать пламя эго, чтобы оно не поглотило человека полностью.
Да, вот и все.
У нее это было.
«Совершенствование — это превосходство над собой», — подумала она вслух. «Это значит принять свои ограничения и выйти за их пределы, жить со своими недостатками, не будучи их рабом. Самосовершенствоваться — значит залечивать свои трещины серебром и черпать из них большую силу и красоту».
Что-то внутри нее лопнуло, как горлышко бутылки, расколотой колоссальным давлением изнутри. Этот гудящий, теплый гул пробежал по ее голове, затылку, затем по спине и рукам, распространяясь волнами, заполняя внутреннюю часть ее головы и что-то там срасталось.
Это не было мысленным взором, как предполагала Кастер, и даже не голос, раздавшийся в ее голове. Это было… Воспоминание. Вспышки воспоминаний, более ясные, чем могли бы передать любые настоящие воспоминания. Например, использование функции мнемонической записи на ее планшете.
Отдельные слова, которые она помнила, не имели смысла. Они говорили на старинном языке, слоги и произношение которого отдаленно и отдаленно напоминали икесский язык, который она понимала. И все же она поняла; не сами слова, а смысл, стоящий за ними.
«Множественны пути достижения небес, из которых мы прошли три. Они принадлежат нам и только нам, однако наши знания могут помочь другим найти свой собственный путь. Мои младшие не желают делиться своими секретами, но я чувствую, что нам приближается конец. Поэтому я решил построить это место, чтобы заставить Живое Ядро этого места работать над чем-то другим, а не бросать вызов претендентам».
«Что бы ни показал вам этот оракул, знайте, что это мутное отражение того, чем вы являетесь, запутанное преломление, обостренное в десять дюжин раз, пустые пространства, заполненные загадочными механизмами этого здания».
На мгновение ничего не было. Тогда было всё.
Тот же гудящий гул снова нахлынул на нее, на этот раз полностью поглотив все остальные ощущения внутри и снаружи, и Зельсис обнаружила, что она неподвижна. Она сидела неподвижно, ее разум был наполнен словами, написанными древним письмом, и звуком столь же древнего голоса, читающего их вслух. Глубокий, морщинистый голос, настолько естественный, что казалось, будто с ней лично разговаривал строитель этого места. И все же она не могла понять слов, и даже инстинктивно знала их смысл.
«Твой гештальт-калейд превращает небесные огни в палящую небесную звезду».
«Встань на кости зверя-горы и вырви огонь с небес, иди путем противоречия».
Между строками, словами, даже между отдельными буквами она улавливала проблески скрытых махинаций. Нечистота в потоке чистого познания, как если бы тайные каналы этого места протекали. Она видела мерцающие образы огромного каменного города, увиденные с вершины башни глазами какого-то давно умершего человека, возможно, одного из Трех Королей. Шпили из черного камня тянулись к небу, огромная цитадель парила высоко над ними, прямо под облаками, и среди всего этого обширные сады на крышах и террасах разрывали море каменных зданий.
Потом все это сгорело. Реки покраснели от крови большего количества людей, чем можно было сосчитать. С неба пролился огненный дождь. Все это было превращено в пыль, вырвано из земли, а остатки погребены под землей. Мегаполис стерт.
Изображения остановились.
Слова вернулись.
Голос был грустным и злым.
Голос мертвеца, живущего как призрак в машине.
Жажда мести за могилой.
«Разграбьте старый мир и постройте из его добычи новый, возвестите новое развитие».
«Вытащите своих младших из их трясины, и они с радостью смажут цепи ваших машин собственной кровью, разожгут угли ваших кузниц своими костями».
В быстрой последовательности раздалось четыре удара. Ощущение гудения мгновенно исчезло, и она вернулась в бодрствующий мир, обнаружив себя в тускло освещенной комнате с четырьмя кольцами на своих местах, как часть пола.
— К-как все прошло? — раздался голос Заклинателя, неуверенный и дрожащий.
Тяжело дыша и тяжело дыша, Зельсис поднялась на ноги и повернулась к нему лицом, по пути спрашивая: «Как все прошло?»
«Ты, э-э… Ты начала говорить, откинула голову так далеко, что я мог видеть твое лицо, а затем твои глаза закатились на затылок», — рассказал он с некоторой неохотой, пока Зельсис выходила из комнаты.
Он чуть не споткнулся, пытаясь не отставать, когда она даже не дождалась его и быстро пошла обратно по коридору.
«Туман начал выходить из твоих слезных протоков, а затем ты проснулся», — закончил он, когда догнал его, вызвав у Зельсиса мгновенную улыбку, столь же горькую и краткую.
Дальше они шли молча.
Ток. Ток. Ток.
И только когда они подошли к лифту и он снова начал подниматься, Кастер задал еще один вопрос.
— Ты… ты получил какие-нибудь ответы? — спросил жучок.
Зел кивнул: «Да. Некоторые, к которым у меня пока нет вопросов.
Символ на потолке ожил, обрушив на них туман, прежде чем лифт ускорился без признаков остановки, заставляя их подняться вверх и выйти наружу.
