Виктор взглянул на странную штуку с капюшоном и рукавами за прилавком, затем на пару длинных бронированных ботинок. Его познания в моде кричали и метались, когда он разобрал их и придумал наряд, похожий на тот, что был одет на Зельсисе, набор одежды, который настолько явно бросал вызов хорошему вкусу, что вернулся назад и стал пиком моды.
«Шорты с торчащей сверху меховой подкладкой», — заявил он, ухмыляясь. Зельсис и Зефарис проследили за его взглядом и рассмеялись, увидев этот мысленный образ.
«Почему ты смеешься? Вы должны радоваться. Ты нашел того, кто разделяет твои нелепые вкусы в моде, — в шутку увещевал Зельсиса Мастер. «Но эта кожа дракона… Хм… Ты знаешь, что можно продать ее за пару тысяч целиком, да? Мне не хотелось бы тебя обдирать.
«Он деградировал и покрыт шрамами, никто, кому нужен коврик из драконьей кожи, не купит эту вещь», — отмахнулась Зел, уже вытащив свой планшет и приступив к извлечению из хранилища все еще окровавленной шкуры ложного дракона.
«Хорошо, давай сюда. Я подготовлю деталь через пару дней. Вы предпочитаете приехать и забрать ее, как только она будет готова, или просто заплатить вперед, и я пришлю курьера, чтобы доставить ее?
«Я заплачу вперед…»
Так получилось, что Зел и Зеф обратили вновь обретенную мотивацию Виктора от того, чтобы быть слишком храбрым для его же блага, к его естественному чувству тщеславия. Верхняя часть оказалась самой дорогой из всех, так как оказалась изнутри покрыта кольчугой из холодного железа и зачарована на защиту от молний, что выдавало ее происхождение как заказ какого-то каргарского дворянина, который они не смогли получить. Сапоги оказались одним из причудливых проектов Мастера, совершенно ничем не примечательным, кроме высокого стандарта качества.
К большому разочарованию дуэта, по обыденности аукцион сравнялся с ботинками, за исключением невероятно жутких, одержимых паразитами охранников. Рабы не продавались, и даже то, что продавалось, было в основном легкими наркотиками, иностранными драгоценностями или разрекламированными материалами для выращивания сельскохозяйственных культур, которые кричали о фальши; из них Зефарис приобрел два ювелирных изделия, чтобы создать ощущение легитимности в качестве клиентов, используя средства, которые Бюро выделило им специально для этого использования. Там было два примечательных предмета: колода Нефритовых Драконов с двадцатью тысячами золотых в качестве стартовой ставки и банка с надписью Патейрианский символ, который аукционист перевел как «Гу». Предположительно, в нем содержалось чрезвычайно мощное насекомое, которое могло мгновенно позволить кому-то стать могущественным культиватором, если бы он его съел.
Она предпочла не участвовать в торгах, с подозрением относясь ко всему, что связано с патирийскими купцами.
В конце концов, аукцион оказался в первую очередь способом выжать деньги из тех, у кого больше денег, чем здравого смысла, с небольшой вероятностью достижения более серьезных целей.
Именно здесь, после аукциона, Зельсис наконец воспользовалась возможностью и использовала парольную фразу.
«Красное солнце встает над окровавленными вершинами».
Аукционист во всей своей сверхчеловеческой неряшливости улыбнулся ей и сказал: «Минутку».
Он вернулся с запечатанным конвертом.
«Вот, пожалуйста. Мы надеемся на ваше покровительство».
На оборотной стороне самого конверта были написаны инструкции, в которых читателю предписывалось не открывать его до указанной даты, а также говорилось, что карта внутри сгорит через двенадцать часов.
«Похоже, у нас есть билет на Мясной рынок».
Ритмичный стук в дверь. Знакомый профессиональный голос.
«Могу ли я войти?»
Кармезин вздохнула, вытаскивая себя из глубин медитации в полное сознание. Несмотря на все преимущества отсутствия необходимости во сне, она почти упустила его, тратя несколько часов каждую ночь на медитацию в качестве замены. Казалось, сегодня вечером ей будет отказано даже в этой краткой передышке от ее проклятого существования.
Она вышла из кровати, надела трусы и лениво накинула на себя плащ. Он почти ничего не прикрывал так, как она предпочитала его носить, но в такой приватной обстановке это не имело значения, учитывая личность мужчины за дверью. Ее левая ступня, протез из черного камня с позолотой, раздражающе цокала по мраморной плитке пола.
«Входить!» — скомандовала она, направляясь через комнату к столу, на котором стояли две латунные чаши и простая бутылка, наполненная синей жидкостью, одна из стабилизирующих пломб ловко служила этикеткой. На нем было написано «Слезы Тенгри», первая половина этого имени была каргарским словом, обозначающим чистое голубое небо, а также древнее традиционное небесное божество. Небольшой штамп на этикетке показывал, что это продукт, произведенный совместно с кланом Кришорн, доминирующей торговой семьей Каргарии. Скромный мужчина в скромной экипировке для боевых искусств проскользнул внутрь, мгновенно закрыв за собой дверь, держа в одной руке металлическую Табличку. Массовая форма ранее редкой и дорогой роскоши. Эта модель в первую очередь является устройством хранения данных. Еще одно удобство промышленности Икесии, которое Кармезин воспользовалась, в то время как ее коллеги-оккупационисты публично порицали все, что производилось выжившей промышленностью страны… Продолжая инвестировать в эту же отрасль, пытаясь подорвать ее и взять под контроль компанию за компанией.
Подобные товары Южного Альянса Свободных Городов в последние месяцы начали наводнять незанятые территории Икесии, массово продавались в таких местах, как Арки, контрабандистам, которые экспортировали их в оккупированные регионы и перепродавали с огромной прибылью. Каремсин налила себе чашу, отпила.
Новый эликсир, импортированный с далекого юга, который бодрит тело и разум без побочных эффектов, свойственных старым альтернативам.
Мужчина подошел к тому же столу, Табличка создала скудный вихрь Тумана, из которого он достал бутылку с той же жидкостью. Потом еще один, и третий. Это был Тянь Мэн. Брокер из страны затянувшегося дыма Патейрии, призрак в человеческой коже, настолько скромный, что снова стал по-своему экстраординарным.
Кармезин потребовал бы объяснений по поводу беспорядков в это время ночи, если бы это был кто-то другой. Однако Тянь Мэн был не из тех, кто делал такие вещи без причины. Доставка эликсира, очевидно, была просто вопросом удобства. Этот человек — Тянь Мэн — этот настоящий никто, за месяцы работы с ним проявил больше профессионализма и преданности, чем все ее высокородные, одержимые честью начальники. Наконец он заговорил, когда она выпила большую часть жидкости из своей чаши.
«Один из наших агентов в Алом Шелковом Пути только что подтвердил присутствие Зельсиса и Зефарис Ньюман, а также борейца и двух учеников Школы Думы. Зельсис напрямую бросил вызов рыцарю-капитану, заставил его трансформироваться во время матча, серьезно повредил ему печень и отпилил ему рога в качестве тактики подчинения. Позже ее заметили возле одного из предполагаемых мест аукциона Red Locust Bandit».
Глубоко укоренившийся убийственный импульс вспыхнул в Даме в Красном при упоминании этого имени: Зельсис. Было уже достаточно плохо видеть эти бульварные газеты, которые так бессердечно изображали истинные события, приведшие к смерти прошлого Кармезина, те книги, которые так злонамеренно и точно
охарактеризовала себя в прошлом как не более чем марионетку Королевы Саранчи. Не помогло и то, что Кармезин не смогла удержаться от прочтения обеих книг из-за желания узнать хотя бы художественный рассказ о событиях, выходящих за рамки ее точки зрения. Но осознание того, что Зельсис был здесь, почти в пределах досягаемости… Это разозлило ее почти до предела.
Несмотря на вновь разгоревшуюся внутри нее кипящую, всепоглощающую обиду, Кармезин сохранила самообладание. Появиться, унизить рыцаря-капитана и просто раствориться в воздухе: это было именно так противно, как она и ожидала. В последний раз, когда она видела Зелсиса или Зефариса, она все еще была более или менее одержимой паразитами рабой разума, в центральной камере определенного подземелья на юге, но то немногое, что осталось от ее прошлого «я», было поглощено желанием убить этого гомункула. Именно действия Зельсиса вынудили Королеву Саранчи пойти на такие отчаянные меры, как насильственное наделение ее помощников, в том числе и Кармезина, изначальной сущностью Ядра Подземелья, и именно благодаря победе этого проклятого гомункула Кармезин был вынуждена отступить, невольно подчинившись прихотям Ядра Подземелья, когда она использовала талисман телепортации, чтобы бежать через Море Тумана.
«Было бы глупо прерывать врага, когда они делают за меня мою работу»,
— произнесла она, скомкав чашу в кусок металлолома. «Однако, как только эта работа будет завершена… у них может появиться прекрасная возможность использовать их боевую усталость».
Ей еще предстоит выполнить обещание, данное Зельсису в том подземелье; обещание убить ее при следующей встрече. Вопрос был только в том, сколько времени ей понадобится, чтобы найти подходящую возможность.
В конце концов, смерть не имела над ней власти. Проклятое Ядро Подземелья позаботилось об этом, приняв столь жестокий выбор – очистить ее от всего, чем поразила ее Королева Саранчи, кроме
за ее наполнение вечной сущностью Ядра Подземелья. Часть ее верила, что такой подвиг был недосягаем даже для Ядра, что такая глубоко укоренившаяся порча тела и души; ее мозг и нервная система были полностью кристаллизованы в магическую конструкцию, подобную самому Ядру, части которого вырывались наружу после того, как им не хватило места для роста. Эти хрустальные рога, торчащие из ее волос, были доказательством того, что
она была единственной в своем роде мерзостью, рожденной сочетанием современного и древнего.
Ее наградой была неспособность умереть, чтобы ее мозг не был разрушен, а также способность владеть магией, похожей на собственные функции Ядра Подземелья. Она вдохнула, сжигая содержимое своих легких, чтобы выдавить недолговечную конструкцию исключительно для того, чтобы протянуть руку через комнату и подобрать трубку, которую она купила у проходившего мимо каргарианского торговца. Она наполнила его рукой и зажгла, щелкнув пальцами, затягиваясь, пытаясь успокоиться.
Однажды такой элементарный подвиг причинил ей невыносимую боль, ее сокровенное существо грозило расколоться и расколоться от резонанса ее рогов. То немногое, что осталось от ее прошлого «я», было крайне потрясено тем, кем она стала, нетерпеливо идя по пути, который полностью обходил все, что Император считал приемлемой формой совершенствования.
Но тогда Красный уже решил служить интересам Империи в соответствии с Божественными Максимами, руководящими принципами, которые Император сам разработал для управления своей Империей еще до ее основания. Рэд предпочла поклясться в своей верности Максимам, а не нынешнему ошибочному состоянию ума Императора.
«Произведенный образец, воплощение научного триумфа…» она вздохнула, наполнившись дымом, взяв в руки мякоть с изображением Зельсиса, напечатанным на обложке. «Клянусь Максимами, как меня возмущает то, что это чудовище — единственный человек, к которому я чувствую истинное родство. Возможно, когда я убью тебя, я почувствую себя настолько сильным, что заплачу.
Она вздохнула, поворачиваясь к своему слуге.
«Сообщите всем нашим наблюдателям о появлении троицы. Никакой конфронтации, никакого активного слежения — просто пусть они отчитаются как можно скорее. Если они возьмут контракт, купят что-нибудь, пройдут мимо витрины агентского магазина, я хочу узнать это в течение часа. Если Зельсис пойдет по тому пути, который, как я думаю, она идет, мы еще можем решить наши проблемы с рабством, не пошевелив и пальцем… Просто убедитесь, что герцог остается в неведении.
— Да, леди Кармезин.
В страну живых Виктора приветствовали раскалывающая головная боль, сухой, как мавзолей, рот и две части нелепого костюма, висевшие на одном из его стульев. Выполняя свои утренние дела со всей неуклюжестью полусонного некроголема, он поймал себя на том, что размышляет о прошлой ночи, особенно о ее финале, хотя и не смог полностью очистить отвратительные воспоминания об этом мнемоническом воспоминании. запись мысленным взором. У него была веская причина выбрать такой нелепый наряд, помимо простого желания подражать манере одеваться Зел. Это было настолько нелепо, настолько выходило за рамки любого разумного чувства моды, что у него не было другого выбора, кроме как заставить это работать, действуя с той же самоуверенной уверенностью, которую, казалось, источал Зельсис, даже не пытаясь. Виктор боялся, что, как только его кратковременно возвышенное состояние угаснет, у него останется только тлеющая ненависть к рыцарю-капитану и те же шизоидные побуждения, что и обычно, поэтому он решил, что с таким же успехом он мог бы одеться так, чтобы не дать ему у него не было выбора, кроме как действовать так, как он хотел, чтобы не выглядеть полным орудием.
Большую часть одежды, с которой он пришел в Арчес, уже давно не было — он продал ее, чтобы прокормить себя, когда нехватка была особенно острой.
Итак, он оделся в свою обычную одежду и направился на рынок, потратив большую часть денег, которые Зел дал ему, на покупку свежей рыбы, йогурта, сыра, ребрышек и приличного количества костей животных. собственный. Отвращение Виктора к самой идее поедания костей не исчезло волшебным образом и даже не уменьшилось за одну ночь, но он был уверен, что, если эта женщина и дальше будет соответствовать своему изображению в мякоти, она не оставит ему другого выбора, кроме как преодолеть это отвращение. Более того, в его сердце была жуткая жажда костей, почти то же самое.
который кричал от злобы при виде преступлений фон Виктена, теперь жаждал тех же костей, которые мыслящее «я» Виктора не любило.
Возвращаясь с рынков, он услышал ужасный шум начавшегося парада. Часть его была рада тому, что герцог назначил населению день отдыха в надежде привлечь внимание к параду Рыцарей-Драконов, но другая часть жаждала того же напряжения, через которое он механически и механически мучился раньше. Был еще и тот факт, что, учитывая не совсем дружеские отношения между Рыцарями-Драконами и Думской Школой, плюс вчерашние события… Виктор знал, что лучше не рисковать и показывать свое лицо на параде или где-либо еще, через что он пройдет. , что означает главную артерию, соединяющую северные и южные ворота города. Позже в тот же день он узнал, что рыцарь-капитан возглавил процессию именно так, как было запланировано, но он явно был ранен и носил один из шлемов, закрывающих рога, который он отказался снять по какой-либо причине.
Учитывая положение дел, позже в тот же день он потратил некоторое время на пробежку по лесу, пробираясь через участок без тропинок, следуя небольшому ручью и форме местности. В конце концов он наткнулся на сломанный обелиск из черного камня, одно из более или менее сохранившихся зданий эпохи Трех Королей. Его легкие и мышцы к этому времени горели одинаково, а рана грозила снова открыться, поэтому Виктор вернулся в город.
Дни таяли больше, чем шли, а пламя в груди Виктора не подавало признаков угасания. Скорее, оно распространилось, проникнув во все фибры его существа. Каждый день он чувствовал желание тренироваться и работать еще усерднее, следуя по той же беговой дорожке и продолжая тренироваться у сломанного обелиска.
В основе его было желание убить рыцаря-капитана и тех, кто способствовал его вырождению, но на самом деле это был всего лишь тлеющий уголек, искра, которая зажгла то, что уже невозможно было потушить. Внутренние барьеры Виктора были смыты потоком воды, и они не вернутся, если он не позволит себе снова погрузиться в шизоидный эскапизм.
На второй день весеннее солнце палило с интенсивностью, обычно присущей лету, заставляя Виктора практично использовать свой новый топ, который доминировал в его наряде из-за безвкусной остальной его одежды. Он получал большое удовольствие, склоняясь к странным взглядам и замечаниям своих одноклассников, высмеивая себя и до карикатурной степени разыгрывая свой собственный эгоизм, заявляя, что купил его, потому что хотел продемонстрировать свое телосложение, не теряя при этом удобства капюшона. . К концу тренировочного дня это уже было не просто шутка. Что-то изменилось; Тренировочный день пролетел даже быстрее, чем обычно, несмотря на то, что Виктор провел лишь часть обычного времени, уткнувшись носом в кашу. Несмотря на то, что он мог снова погрузиться в мир книги, он больше не терял осознание своего окружения, как раньше, заметив подозрительное увеличение количества Рыцарей-Драконов, которых он видел по пути домой.
Потратив два часа на легкий перекус, душ и отдых, Виктор снова вышел на пробежку. Он пошел по той же тропе из города в лес. Хотя он не обращал на это внимания, на первый взгляд случайный Рыцарь-Дракон на углу улицы обратил на него внимание. Каким бы тщеславным он ни был, он списал это на привлекательную природу того, как он был одет, кратко задумавшись о том, сколько внимания он привлечет, если действительно найдет время, чтобы собрать подходящий наряд.
Виктор едва заметил, как пролетели четыре дня, и следил за временем только по циклам причиненной самому себе боли и ее угасанию, ежедневному употреблению продуктов, богатых оссумом, и примечательным событиям. Некоторые из вышеупомянутых продуктов, например молочные продукты, были вполне хороши, даже приятны, но их было недостаточно, они лишь снабжали его организм компонентами для производства собственного Оссума. Его учили, что прямое употребление костей — единственный способ эффективно подпитывать оссомантию, но… Перемалывание твердых костей было далеко не вкусным, а в некоторых случаях даже правдоподобным, а кости, размягченные в результате кипячения, были еще более отвратительными. В лучшем случае он мог бы выскоблить костный мозг из более крупных кусков или, возможно, раздробить кости в порошок и смешать их с другими продуктами. Сидя там, возясь со свиным ребром, с которого только что очистили мясо, он подумал задать вопрос, который раньше подавлял властный авторитет его матери.
«Если Оссомантия позволяет контролировать кости, то какой магический закон может помешать мне использовать Оссомантию для разрушения мертвых костей и просто узурпировать их для собственных нужд?»
Ответом на подобные вопросы о методах его семьи всегда были крики, отсутствие ответов и замкнутая логика. «Это так, потому что так написано в книгах моего дедушки» и так далее. Но… Почему он не мог просто проверить это на себе? Его логический ум привел его к экспериментам, поскольку его образование в области тайных искусств по необходимости противоречило требованиям его родителей, поскольку в противном случае он никогда бы не понял тайных уравнений, которые он знал, которые он широко использовал в сочетании с глифической магией, чтобы бросить по-своему. Несколько раз он пытался поэкспериментировать с оссомантией сверх того, что ему было явно разрешено, когда он был моложе, его родители быстро пресекли это в зародыше с подозрительным рвением, оглядываясь назад.
Он вытащил нож для очистки овощей и принялся выцарапывать символы на кости, используя свой ограниченный набор элементальных и оссомантических символов, чтобы создать примитивный знак, который, по его расчетам, должен был позволить ему легко сломать кость собственными силами. Поместив ребро прямо посередине ладони и вытатуировав на нем магический круг, он попытался сосредоточить свой разум и глубоко вдохнуть, чтобы создать Пневму в качестве топлива для заклинания… Но ничего не произошло. Глифы даже не светились. Не испугавшись, он прибрался и провел всю ночь, работая над различными возможными конструкциями глифов, работая в обратном порядке, исходя из своих собственных знаний, чтобы прийти к тому же методу, с помощью которого он высасывал Оссума из своего собственного скелета, чтобы подпитывать свою Оссомантию.
Пока он работал, Виктор зациклился на мысли, что они, должно быть, пытались держать его под контролем, держать его в зависимости от них.
. Все те времена, когда его мать так бессердечно заставляла его есть кости в отвратительных формах, должно быть, были каким-то нелепым способом отговорить его от использования своего наследственного права, магии, которую его хакерский обманщик-отец так жалко не смог уловить.
Виктор соединил точки в своем уме, заполнил пробелы, осмыслил наполненное травмами дерьмо, которое было его детскими воспоминаниями. Фактическая правда его воспитания не имела значения, и Виктор не мог надеяться понять ее, даже если бы у него действительно была объективная точка зрения на собственные воспоминания; они были раздроблены и обесцвечены депрессией.
В чем он действительно нуждался, так это в причине, в способе позволить себе сжечь последние остатки своей связи со своей фамилией, вопиющим неподчинением всему, что ему внушали относительно его генетической наследственности, и относиться к оссомантии как к не более чем еще один элементальный аспект, с которым он может разобраться и поэкспериментировать.
Это была его правда.
И этого было достаточно.
Кость сломалась и погрузилась в ладонь.
Облегчение, охватившее его, также смыло последние нити непокорной воли, которые не давали ему уснуть.
Наступил пятый день. Несмотря на то, что он проспал всего чуть больше четырех часов, Виктор без проблем проснулся и компенсировал потерю сна, раскрыв свой небольшой запас жидкой энергии. Это был легкий восстанавливающий эликсир на основе виридитаса и спирта, а остальная часть его составляла травяной чай, настолько распространенный и распространенный, что почти у каждой деревенской мудрой женщины был свой собственный вариант. Вышеупомянутый запас составлял около 1,4 л на две бутылки с герметичными крышками, а теперь уменьшился до менее литра.
Один из преподавателей Думской школы расхаживал перед классом студентов, читал лекции и задавал вопросы. Инструктор все еще не вернулся. Пара Рыцарей-Драконов напротив просто открыто смотрела через ворота.
«Даненги, Военгари, Иппок, Грекуриан Хестога, Песнь весны – что общего у этих искусств?» — спросил Учитель. Поднялась рука. — Да, Джозеф.
«…Это все мистические, почитаемые искусства?» — неуверенно ответил студент.
Учитель кивнул, продолжая задавать новые вопросы: «Да, и что еще? Любой? Никто?»
Сзади послышался апатичный голос: «Они все слишком узкоспециализированы и бесполезны в реальном бою без должного фундамента».
«Очень хорошо, Райнер, но поднимите руку в следующий раз. Иди, используй ролики, пока я не скажу тебе остановиться, — отругал Учитель, даже не удосужившись указать на окровавленные металлические стержни. На самом деле они были безукоризненно чистыми, но их использовали для одной и той же ужасной цели так долго, что она навсегда просочилась в них. Апатичный на вид молодой человек встал, не сказав ни слова, подтянул штанину до колена и, схватив свободной рукой стержень, прижал его к основанию голени. Быстрым движением вверх он провел стержнем по голени, и слышен был тошнотворный хлопок, когда он прошелся по его и без того покрытой синяками коже. Он стиснул зубы от боли, но не жаловался и не замедлял шаг.
Между тем Учитель продолжал: «Как лаконично объяснил Райнер, эти мистические искусства чрезвычайно специализированы. Они были созданы для определенной цели, как инструменты, но эта идентичность во многих случаях была утеряна — многие стали относиться к самому искусству как к универсальному боевому набору инструментов из-за высочайшего мастерства в немногих крайних случаях, эгоизма сказали мастера не помогая в вопросе. По правде говоря, само по себе такое искусство не принесет вам никакой пользы. Сначала вам нужен прочный фундамент — может ли кто-нибудь придумать такие основополагающие, базовые искусства?»
Поднятая рука. Второй, третий. Учитель указал, ученик ответил.
«Тесава Кикбоксинг?» — спросил блондин, голубоглазый Икесиан.
«Очень хорошо, да. Виктор, ты можешь придумать что-нибудь такое? Учитель кивнул в сторону андрогинного молодого человека с пушистыми рыжими волосами. Его верхнюю половину украшал причудливый предмет одежды, высококачественный топ с капюшоном в каргарском стиле, но без всей передней части, так что обнажал грудь молодого человека на всеобщее обозрение, верхнюю половину которой покрывали толстые пластины кости. Ярко-синий драгоценный камень свисал с его шеи и стучался по кости.
«Барицу?» Виктор ухмыльнулся, к большому удовольствию учителя.
«Возможно, если ты уже носишь трость каждый день», — усмехнулся учитель при самой идее этого эклектичного боевого искусства. — Как насчет реального ответа?
Ухмылка на лице Виктора сменилась широкой улыбкой, и Учитель уже знал свой ответ.
«Штурмблиц Кунст».
— Это… Да, верно, — признал Учитель с притворным колебанием, так как без брошюры, которую Дума заставила его подсунуть в мякоть Виктора, у него не было бы возможности узнать о таком недавнем событии, не говоря уже о таком далеком развитии. вниз на юг. — Откуда ты об этом узнал?
Виктор полез в сумку и вытащил роковую брошюру, протягивая ее приближению Учителя.
«Я распечатал это сам. Кто-то загрузил мнемоническую копию в общественный терминал в городской библиотеке, — сказал он, на всякий случай искажая правду, чтобы прикрыть себя. Общественный терминал действительно существовал, и местная типография предлагала свои услуги для небольших заказов, но у Виктора не было технических знаний для работы с первым, и Виктор не только не мог надеяться оплатить счета за две дюжины В связи с этим в типографии изначально не было необходимого оборудования.
На самом деле к его порогу прибыли две дюжины брошюр Sturmblitz Kunst 0 вместе с пакетом, в котором находилась последняя часть его наряда и записка с датой. Дата была та же самая, что была написана на «Билете на мясной рынок» Зела, как она его называла, хотя Виктор не мог этого знать. Находясь в том душевном состоянии, Виктор воспринял это как указание распространить брошюры до этой даты.
