— Именно так. Чтобы главнокомандующий не волновался. Брат Ван Мэн как следует позаботится о молодом господине и его невесте. Скорее поднимайтесь, а не то главнокомандующий разозлится… – все были взволнованы. Они разошлись по разные стороны, провожая взглядом Цзюнь Мосе и Мэй Сюэ Янь, которые шли по центру. Они смотрели на них, словно на своих родственников, с огромным удовлетворением…
Цзюнь Мосе со всеми здоровался. Даже когда уже ушёл далеко, всё равно повернул голову, чтобы увидеть, как около ста мужчин смотрят им в след, совершенно не шевелясь… Как будто они смотрят на самых-самых уважаемых и почитаемых людей в мире…
Цзюнь Мосе опечалился, глубоко вздохнул, он хотел оставить свои эмоции при себе, но в конце концов захлюпал носом и еле сдержал слёзы…
Ван Мэн был подле него с довольным лицом, словно добился каких-то больших успехов. По дороге Цзюнь Мосе знакомили с каждой травинкой; шрам от меча на его лице, словно тоже был этому рад…
— Господа, посмотрите сюда – сначала главнокомандующий с войском подступил к хребту Тяньгуань, слез с лошади… вот именно здесь, в этом месте. Здесь есть парочка камней… ах, вот, тогда главнокомандующий встал вооот на этот, самый большой и повернул голову, чтобы посмотреть, как величественно идёт отряд его собратьев. Тогда я был начальником охраны войск главнокомандующего, всегда держался как можно ближе к нему. До сих пор помню очень отчетливо, как он сказал «Это хорошее место для того, чтобы разбить здесь лагерь».
На последних словах голос Ван Мэна стал более серьёзным, словно имитируя манеру речи Цзюнь Ву Хи и даже выражение его лица.
Взгляд Цзюнь Мосе следовал за его словами. Когда он взглянул на тот большой камень, то увидел, что тот был квадратным и неровным, но все же слегка округлым… Почти наверняка, за последние 10 лет немало гвардейцев каждый день приходили сюда и вставали или садились на него, и сами и не поняли, как отполировали обычный камень почти до блеска…
— В те годы главнокомандующий, кажется, был обеспокоен. Вон там есть утёс, главнокомандующий очень долго стоял на том месте с невозмутимым выражением лица, в полном молчании. Затем братья сделали гравировку на том утесе… – глаза Ван Мэна покраснели и он сказал: — Я, Ван Мэн – необразованный человек, и хотя не понимаю, что значат эти строки, но каждый день, проходя эту дорогу, обязательно читаю, что там написано, вслух.
Цзюнь Мосе медленным шагом взошёл на утёс и увидел, что там и впрямь превосходным почерком были выгравированы большие иероглифы. Они были выполнены одним из семи приемов китайской каллиграфии:
Дымовые костры из-за флагов видны,
Полками солдат эти земли пестрят.
И когда нас настигнет время войны,
Горем сердца наши будут сгорать.
«Отец… ему уже тогда надоело убивать…» – Цзюнь Мосе молча читал стихи, невольно вспоминая, как дядя Цзюнь Вуй рассказывал ему истории о Цзюне Ву Хи.
«И когда нас настигнет время войны, горем сердца наши будут сгорать», – эти две строки означают, что Цзюнь Ву Хи, который был невероятным человеком той эпохи, главнокомандующий простолюдинами, в глубине души испытывал отвращение к военным сражениям…
Рельеф там был обрывистый, постепенно возвышающийся. Если пройти вперёд метров 200, в середине склона скалы можно было увидеть узкую тропу. Максимум там могло пройти 4-5 людей плечом к плечу. С одной стороны была скала, словно ровненько обрубленная, с другой – край неглубокой пропасти. На краю пропасти лежал снег, гладкий, словно зеркало, и очень-очень ровный…
— Внизу большое озеро, но сейчас оно плотно покрыто снегом, поэтому не видно. Но когда придёт весна, и появятся играющие блики на воде, тогда будет очень красиво, – Ван Мэн, горделиво рассказывал, — прошло три дня после того, как мы здесь расположились… Главнокомандующий пришёл сюда и полдня, погрузившись в размышления, смотрел на водную гладь и острием своего меча выгравировал эти строки…
Цзюнь Мосе уже давно обратил внимание… На скале было сравнительно гладкое место и там было выгравировано несколько строк круглым и массивным почерком, с оттенком величественного духа:
Всё тело моё наполнено злом,
В мечтах же строю я себе дом.
Снимаю доспехи, к речке иду,
По этой реке я вдаль уплыву.
Читая это четверостишие, он представлял, как главнокомандующий многочисленной армией в боевом костюме стоит прямо перед ним и смотрит, углубившись в свои мысли, на спокойную водную гладь…
Очевидно, что он написал это после того, как уже решил бросить военное дело и мечтал об обычных радостях жизни.
Цзюнь Мосе глубоко вздохнул. Неожиданно на него нахлынула тоска:
«Отцу уже давно надоело сражаться, он решил уйти в отставку. Он отнюдь не собирался поставить под угрозу императорскую власть, но… в доме Императора всё ещё боялись, что его достижения подорвут их власть, и Цзюнь Ву Хи может захотеть стать Императором. Они не стали проявлять к нему излишнюю доверчивость, чтобы не разрушить собственную опору государства. Они использовали свои гнусные средства, чтобы навредить ему!»
Цзюнь Мосе наполнился невыразимым гневом!
Ван Мэн провёл Цзюнь Мосе дальше. Они дошли до поста досмотра, где часовые, услышав, что приближается сын главнокомандующего, начали кланяться один за другим, очень при этом волнуясь…
— Впереди палатка главнокомандующего!
Наконец, они преодолели склон горы и добрались до хребта Тяньгуань. Перед его взором открылся невероятно огромный военный лагерь! Дул сильный ветер, флаг главнокомандующего Цзюнь Ву Хи высился над лагерем и развивался по ветру. Флаг был ярко красным, и было похоже на то, словно багровые облака заполнили всё пространство. Этот флаг олицетворял дух, который царил в то время в Поднебесной.
Вокруг него было 8 казарм, в каждой по патрульному, все они переглядывались друг с другом. Их доспехи были внушительных размеров, что говорило об их стойкости. В этот момент была смена караула, и те 8, что заступили на пост, больше не расслаблялись ни на секунду.
Из палатки стремительным шагом вышел один человек. Одет он был в военную форму, с густыми бровями, высокого роста, необычайно крепкого телосложения. Он прокричал:
— Ван Мэн! Я поручил тебе отвести наших людей расчистить дорогу от снега, какого чёрта ты вернулся? Как думаешь, каким образом мне стоит тебя наказать?
Ван Мэн испугался, но произнёс:
— Генерал У, докладываю! Я привёл сына главнокомандующего с его невестой! Я выполнял свои обязанности, вовсе не собираясь уклоняться от своего военного долга!
Цзюнь Мосе знал, что генерал отцовской гвардии – генерал У Юнцзюнь. И сейчас он был такой же величественный, что и раньше. Он им восхищался. Он вышел вперед, чтобы его поприветствовать, и увидел, что генерал У смотрит на него рассерженно. Генерал смерил его взглядом и закричал:
— Так эта малявка и есть Цзюнь Мосе? Почему ты, скотина такая, пришёл только сейчас?! Чем ты занимался столько лет, паршивец?
Мало того, что нотацию ему прочитал, так еще и за три предложения навесил ему три новых «звания»!
Затем у генерала У покраснели глаза, он пытался сдержать эмоции, но слёзы покатились из его глаз, хриплым голосом он продолжил кричать:
— Ты, мерзкое животное, единственная кровь и плоть главнокомандующего, за 10 лет ни разу не пришёл почтить его память! Цзюнь Мосе, ты… ты.. мелкий паршивец, хоть знал… хоть знал как ему тут было одиноко, как сильно он скучал по вам? Ты самый… самый настоящий подонок! – на последних словах он не сдержался и начал всхлипывать.
Мосе стоял молча, ему нечего было ответить на его слова. Голос генерала У Юнцзюня был грубым, он словно рычал на него. Из палаток вышли люди, услышав, что приехал сын главнокомандующего. Царила атмосфера хаоса.
— И ты, кусок… короче, даже не спешишь посмотреть, что написал там твой отец! Ты, бесстыдный ублюдок! – его голос был похож на гром. Он, не останавливаясь, стирал слёзы со своих глаз. В его горле словно что-то застряло, губы кривились, казалось, он собирается зарыдать… Он прошёл через толпу, продолжая всхлипывать.
— Главнокомандующий, твой сын наконец пришел повидать тебя… я наорал на него… но всё же он пришёл… Кажется, он похож на тебя… он и в правду исключителен, он пришёл с невестой… она очень красива, тебе бы определенно понравилась…
Цзюнь Мосе и Мэй Сюэ Янь в это время шаг за шагом продвигались к палатке главнокомандующего.
Люди вокруг расступались, чтобы пропустить их. Они стояли молча, с лёгкой, как бы утешительной, улыбкой.
А потом они опустились на колени и каждый шёпотом произнёс:
— Примите наши поздравления, главнокомандующий! Желаем вам потомства! Пусть небо оберегает вашу семью, и вы никогда не будете одиноки!
На их лицах читалась искренность, они говорили это от всего сердца.
Как только Цзюнь Мосе вошёл в палатку, он был потрясён! Палатка главнокомандующего выглядела в точности как командный пункт во время войны! Там было восемь стульев с каждой стороны, меч, извлечённый из ножен, письменный стол. На столе ведро со слоновыми костями, 10 аккуратно сложенных приказов.
А по центру сидел человек в белом, правая рука его была на столе, указательный палец был слегка изогнут, словно собираясь ударить по поверхности стола. Левая рука была немного приподнята, сжата в кулак у груди, взгляд был грозным, брови хмурые, словно он что-то обдумывал…
