Ванная была удивительно похожа на ту, что в гостинице, только… Больше. Сама комната и ванна были больше, но весь интерьер, включая технику, явно был одного дизайна и, скорее всего, одного и того же производителя.
«Найди аптечку, пожалуйста», — попросила Зел, передавая таблетку своей коллеге, прежде чем начать раздеваться. Сначала ремни, потом тесак в кобуре, потом все остальное, кроме нагрудных ремней. В течение нескольких минут она сидела по пояс в горячей воде, над поверхностью которой клубился слой серебристого Тумана. Она медленно, очень медленно стягивала обертку со своей плоти, длинные нити полузастывшей крови тянулись между тканью и ее ранами, словно какой-то органический клей. Даже Зелсис находил это странным, полностью осознавая тот факт, что человеческая кровь не ведет себя так, когда застывает.
Глубокий вдох, глубокий выдох, маленькие глотки Liquid Vigor между ними. Хотя она была в состоянии вынести сильную боль, она была более чем счастлива обезболить себя с помощью техник дыхания тумана и обезболивающих веществ. Тем не менее, жжение алхимического дезинфицирующего средства в ранах на ее боках было достаточно сильным, чтобы заставить ее зашипеть от боли. Обеспокоенный взгляд Зефа только заставил ее улыбнуться и пережить боль, заверив ее: «Все в порядке, просто убедитесь, что все чисто».
Она не совсем понимала, что это за вещество, но оно жгло, как в аду, даже сквозь опьяненный Туманом оцепенение.
— Поднимите руку немного выше, пожалуйста, — попросил Зеф, и она сделала, как ей сказали, растягивая свои раны от этого движения.
— Глаз гомункула… — произнес циклоп, перегнувшись через край ванны, чтобы хорошенько рассмотреть ее раны. Она прищурилась, нахмурила брови и удивленно заметила: «Похоже, мышечные волокна уже воссоединяются, никакой рубцовой ткани… Не думайте, что мне даже придется вас зашивать. Сколько Liquid Vigor вы выпили?»
— Э… Полбутылки, кажется? Зел сделала ставку, а затем с озорной ухмылкой повернулась к стрелку. — Значит ли это, что ты не будешь целовать все это лучше?
«Действительно? Ты делаешь это сейчас? — предупредила блондинка, смачивая свежий ватный тампон в дезинфицирующем средстве, прежде чем с силой провести им по ранам Зела парой медицинских пинцетов.
«Я почти полностью отдаюсь в твою милость, насколько это возможно», — ответила она, коротко шипя от боли при каждом ударе, когда агрессивная жидкость сжигала не только бактерии в ее ранах. Он ощущался и в какой-то степени пах так, будто частично прижигал раны простым прикосновением. — М-может быть, похотливые комментарии — это защитный механизм.
«Конечно, и у меня тайно есть второй рабочий глаз», полушутя усмехнулся Зеф. Зел начала осторожно стягивать остатки бинтов, когда вода достигла ее груди и растопила их, обнажая ее израненную когтями плоть, чтобы ее можно было увидеть. Пока Зеф щурился на глубокие колотые раны на спине амазонки, она наклонилась вперед в ванне и закрыла водяной клапан, растянув свои раны до такой степени, что ее спина снова начала кровоточить.
Прежде чем она смогла вернуться в расслабленное положение, она услышала слова: «Подожди, подожди, оставайся так».
Послышался скрип кожи и лязг металла, и она почувствовала, как металлический инструмент скользнул глубоко в одну из колотых ран на ее спине, растянув ее. Затем последовал длинный пинцет, которым вытащили из раны жгучий осколок, который она раньше не замечала за остальной болью.
— Это… кость пальца? — спросил сбитый с толку голос Зефа, и Зел увидел, как она поворачивает его и изучает, когда, наконец, откидывается назад.
Она прищурилась, склонила голову набок и кивнула: «Угу, почти уверена. Ублюдок вцепился в меня своими когтями, прежде чем я оттолкнул его, почти уверен, что парочка отломилась внутри.
— Что это был за зверь? — спросила стрелок, уронив кость пальца на пол в ванной и снова подняв ватный тампон, продолжая прижимать его к своим ранам, чтобы мерзкое дезинфицирующее средство просочилось внутрь. не так-то просто дотянуться до спины Зел, не прижав ее руку к краю ванны.
«Какой-то бедный солдат, который использовал старый ритуал, чтобы превратиться в монстра-людоеда незадолго до окончания войны», — сказала она сквозь страдальческую ухмылку. Зел повернулась к Зефу, когда она положила ватный тампон, чтобы попробовать пропитать другой дезинфицирующим средством.
— Давай, будет проще, если ты просто примешь со мной ванну.
Циклоп кивнул и вздохнул смиренно. — Хорошо, — уступила она, стягивая рубашку через голову, прежде чем начать расстегивать брюки. Зел не пыталась отвести взгляд, опираясь на край ванны и всматриваясь во всю эту алебастровую кожу. Вчера она увидела более чем достаточно, но теперь и ее голова, и зрение были намного яснее. В молочно-белом свете осветительного кристалла легкая мускулатура Зефа напомнила ей о чем-то, что она видела ранее сегодня.
— Я как будто смотрю на мраморную статую, — хихикнула она, и с каждым слогом из ее рта вырывался Туман. Она настолько привыкла к дыханию Туманом, что ей не нужно было сознательно сосредотачиваться, чтобы сделать это, но это также имело довольно заметный побочный эффект.
— Заткнись, — пренебрежительно пробормотал Зеф, наклоняясь, чтобы поднять Табличку. Некоторое время она водила по его выступу, прежде чем прижала его к поверхности. Вскоре из образовавшегося Туманного вихря появилась маленькая бутылочка-тюлень. Она вошла в ванну, и Зел тут же ощутила тепло этой мраморной кожи на своей, как-то легко ощущаемое даже в безжалостном жаре ванны.
Она услышала хлопанье пробки и бульканье выпитой жидкости, затем почувствовала губы Зефа вокруг одной из колото-резаных ран на ее спине, а вскоре последовало тепло Виридитаса, нахлынувшее внутрь. Стрелок проделала то же самое с другими колото-резаными ранами. , достаточно быстро, чтобы закончить к тому времени, когда Зел собралась с мыслями. Она обернулась и выпалила: «Ты только что…»
— Это стандартная процедура для заживления глубоких ран, — прервал циклоп, как будто это было совершенно нормально, изумрудно-зеленый Туман окутывал ее лицо, а капли вокруг рта испарялись. Зелсис небрежно выдохнула прямо в лицо Зеф, увидев, как ее лицо стало светло-розовым, когда вдох унес щупальца серебристого газа.
Циклоп снова перевела взгляд на раны, пробормотав что-то о том, насколько они глубже, чем она думала, прежде чем сделать еще один глоток Виридитаса и повторить ту же процедуру, что и раньше. Судя по тому факту, что Зел чувствовала, как исчезают остатки боли, она была готова поверить, что тяжесть ее травм не использовалась исключительно как предлог для более плотного контакта.
Однако Зефарис не то чтобы пыталась скрыть тот факт, что именно этим она и занималась. В конце концов, чтобы заклеить рану ртом, чтобы ввести Виридитас прямо в нее, не требовалось помещать рот куда-то еще, кроме раны, или обхватывать руками грудь пациента, как это делала она.
Вскоре она увидела проплывающую мимо закупоренную бутылку с печатью, выскользнувшую из рук стрелка. Она почувствовала, как тепло жидкой зелени течет по ранам на ее спине, а затем ощущение совершенно ненужных поцелуев на ранах. Когда она вытащила бутылку из воды и откупорила ее, в ноздри ударил резкий травяной запах первозданной жидкости. Его пары ненадолго затмили ей зрение, прежде чем она прижала бутылку к губам, сделала глоток и закрыла ее.
Даже сейчас его основная масса напоминала не более чем смутно травяную эссенцию, но в аромате было что-то новое. Что-то новое, но отчетливо знакомое.
«Виридитас. Каков он на вкус?» — спросила Зел, рассеянно любуясь рисунками печатей, греясь в тепле этого импровизированного объятия.
— Мята, мелисса, иногда тимьян… — Зеф замолчал, положив голову на небольшой участок ее спины, на котором не было ни порезов, ни колото-резаных ран. «Вас также.»
«Мне?» — усмехнулась она, ошеломленная этим ответом. «Каким путем?»
— Оба. Зависит от моего настроения.»
Страницы за страницами философских рассуждений о природе Азота, алхимии, самого Тумана — Эфира по его алхимическому имени — заполнили дневник, перемежаемый крупицами реального смысла, как будто дневник писался одним махом, как поток сознание. Махус почти был готов поверить в это, когда он дошел до пятой страницы кажущейся бессмысленной философии подряд, только чтобы получить удар наковальней по голове от простого, кажущегося бессмысленным абзаца.
Если этот эксперимент окажется успешным, я полагаю, что мой теоретический гомункул сможет дышать туманом с того момента, как он выйдет из резервуара. Я закрепил за собой место в южных болотах, и если все пойдет по плану, я смогу начать процесс роста в течение месяца. Я только надеюсь, что образцы тканей и крови, которые я получил, действительно принадлежат членам великих героических семей.
Несмотря на свой потенциально революционный характер, мой метод выращивания полнофункционального гомункула не будет отличаться от традиционного метода в базовом исполнении. Однако мне потребуется колоссальное количество чистых Viriditas, чтобы подпитывать процесс, и действительно великий механизм поддержки, чтобы гарантировать, что по крайней мере один эмбрион вырастет в полной мере, даже если это означает преждевременную гибель других эмбрионов.
На следующей странице была дата через несколько месяцев после предыдущей. Он подумал, что, должно быть, не хватает страниц, но оказалось, что это не так.
Похоже, мое исследование привлекло внимание самого Мудреца! Он только вчера появился на моем пороге с одной из тех безвкусных подарочных корзин, которые, как известно, он так любит. Я был более чем счастлив играть ведущего, но он просто отдал корзину и ушел!
Среди кондитерских изделий было зарыто запечатанное глифами письмо, содержащее набор координат, которые, как мне кажется, находятся на южных территориях, и инструкцию сжечь письмо на мраморной плите, которую я должен найти в этом месте.
Я подозреваю, что мне только что предложили исследовательский центр.
Чем больше он читал, тем больше ощущал потребность сопоставить содержимое дневника с другими заметками алхимика. Чем больше он делал перекрестных ссылок, тем больше замечал несоответствий между почерком в этом журнале и другим материалом на письменном столе. Мало того, что он заметно отличался, многое из того, что было на столе, казалось, было написано кем-то совершенно другим, который также работал над переводом журнала, во многих местах сомневаясь в правдивости утверждений.
Махус на мгновение посидел, размышляя, следует ли ему нырнуть глубже или попытаться спросить гомункула-кувшина. «Это не повредит», — предположил он. Он взял большой лист бумаги и написал на нем свой вопрос крупными буквами, которые, как он думал, существо могло прочесть даже сквозь грязь в банке.
СДЕЛАЛ ЭТОТ ЖУРНАЛ
ПРИНАДЛЕЖАТ К
ВЛАДЕЛЕЦ ЭТОЙ ЛАБОРАТОРИИ
Он поднес его к стеклу рядом со старым дневником, надеясь и молясь, чтобы гомункул ответил. Его пустой взгляд оставался прикованным к его лицу, но через несколько секунд искра разума вернулась в свою форму на достаточно долгое время, чтобы покачать головой и написать ответ на внутренней стороне банки.
НЕТ
Дыхательное движение, чтобы стереть слово, и оно продолжило писать.
НЕТ
КОНЕЧНО
ВОЗ
Еще одно дыхание. Еще одно сообщение.
ИСПОЛЬЗУЙ ЭТО
ИЛИ
СОЖГИ ЭТО
На этот раз оно исчезло, даже не стерев написанное. Существо было чудом алхимии, срезом сознания того, на ком оно было основано, сохраненным в синтетическом мясе, которое переживет любого человека, родившегося естественным путем. Живая капсула времени, но с явным изъяном.
Даже такой безукоризненно созданный гомункулус мог сохранять сознание лишь на короткое время, после чего снова впадал в состояние бездумного сна. Махус знал, что задавать ему больше вопросов, чем это абсолютно необходимо, было бы плохой идеей, поскольку каждый период активности значительно сокращал продолжительность жизни такого существа, поскольку оно не могло ни питаться, ни лечиться. Он мог поддерживаться только консервирующим раствором, в котором он был запечатан.
Он снова сел за стол и на этот раз решил просмотреть другие записи, другие журналы. Они были написаны разными способами: от простого текста до того же шифра подстановки, что и в старом журнале, до незашифрованного старого икесовского языка, и, по-видимому, не было никакой связи между важностью написанного и тем, насколько сильно запутан был его смысл.
Некоторые из заметок были простыми клочками бумаги с напоминаниями на них, в то время как другие представляли собой целые самодостаточные теории, охватывающие обе стороны бумаги, на которой они были написаны. Он даже нашел солидную пачку разрозненных заметок, которые были связаны бечевкой в импровизированную коллекцию, смутно напоминающую книгу.
Это… Это была более глубокая кроличья нора, чем у него хватило умственной энергии, чтобы залезть прямо сейчас.
Одна записка, торчавшая перед ним, находилась прямо рядом с местом, где лежал потертый журнал, написанный торопливым курсивом.
Вероятное местонахождение лаборатории:
——-
Экспедиция рискованная
Должен рисковать
Там, где это должно было быть, записка явно была разорвана и скреплена вместе, но края не совпали. Очевидно, что часть, на которой было написано это место, в какой-то момент была удалена.
Махус разочарованно вздохнул и отвернулся от стола, но не раньше, чем положил старый журнал в один из ящиков. Его взгляд упал на алхимический аппарат в углу, и он решил, что с таким же успехом может очистить его, ворча: «Клянусь Мудрецом, лучше бы она не была грёбаным гомункулом. Чертовски удобно…
«Когда вся красота потускнеет, когда всякая мысль осквернится, они будут взывать к людям, чтобы они снова призывали железные прутья…» Зигмунд подпевал, вытирая шваброй магазин, хотя на самом деле он не мог слышать и половины того, что слышалось на улице. исполнитель пел. Он знал эту песню наизусть, каждое слово и каждый бит. Это была одна из многих-многих старых народных песен, которые были возрождены после войны, слово менялось то здесь, то там, чтобы соответствовать новому политическому ландшафту и вызывать еще большее оскорбление у тех, против кого они предназначались.
Историк находил это в нем безгранично интригующим, в то время как патриотическая сторона кричала, чтобы его услышали, и требовала, чтобы он сбросил железные оковы, которыми он надел собственные эмоции. «Теперь это наше тайное пламя озарит ночь, и его искры летят по ветру и зажигают мир», — продолжал он петь про себя, позволяя себе лишь укол сердечной гордости за стойкость своего народа. Небольшие припадки в любом случае не сильно раздражали, всего лишь несколько секунд заблокированных суставов и периодическое дрожание.
Как и ожидалось, он почувствовал жар, поднимающийся в груди, и его движения застыли, и он боролся с этим не с помощью жесткого сопротивления, а отпуская. Историк щелкнул выключателем в голове и выровнял дыхание, его движения превратились из пошагового танца, естественного для людей, в змееподобный поток, который не могли остановить даже парочка закрытых суставов.
Он полностью осознавал, как глупо это выглядело бы, если бы кто-нибудь смотрел, но его это не особенно заботило. Сиг не хотел заставлять своего друга переносить последствия очищения организма от Рубедо, если только это не был слишком сильный приступ, чтобы он мог справиться самостоятельно. Вскоре припадок прошел, и еще через несколько минут он полностью вымыл первый этаж и был готов перейти на верхний. Однако, прежде чем подняться по лестнице, он остановился у подножия и прислушался, насколько могли слышать его уши, чтобы убедиться, что он ничего не потревожит, — не потому, что он был особенно вежлив, а потому, что он откровенно не хотел иметь дело с неизбежным припадком, в который его повергла такая неловкая ситуация.
Никаких странных звуков. Изредка раздавался плеск воды и приглушенная речь, но не более того. Конечно, они не будут возражать, если он пойдет туда подметать пол.
Но с другой стороны, ему было довольно любопытно, как выглядит лаборатория, и принуждение Махуса к тому, чтобы он перестал вести себя как капризный ребенок, беспокоило его гораздо меньше, чем перспектива нарушить то, что, несомненно, связывало двух женщин-воинов.
Небольшой, хотя и вполне реальной причиной его боязни их беспокоить и его вкладом в развитие этих любопытных отношений было простое академическое любопытство. Он много читал о таких отношениях в учебниках по истории, но никогда не был достаточно близко знаком с кем-либо, кто принимал участие в отношениях, выходящих за рамки мимолетной интрижки.
Так получилось, что он прислонил швабру к дверному косяку и спустился по лестнице в подвал, бесшумно открыв дверь в лабораторию. Он почувствовал, как его глаза остекленели, когда перед ним раскинулся величественный зал научных занятий, его взгляд, естественно, скользил по нему слева направо, пока он пытался охватить все это. Неудивительно, что Махус использовал первый предлог, чтобы спуститься сюда.
К большому удивлению Зигмунда, Махуса не было ни за письменным столом, ни за одним из многочисленных кладовых или витрин, и он даже не возился с одним из множества клубков стеклянных трубок, покрывавших большинство столов. Нет, он сидел, сгорбившись, рядом с перегонным аппаратом промышленных размеров в углу, бормоча длинный список ругательств и ругательств, пока с трудом выдергивал кусок за куском высушенного растительного вещества из нижней части машины.
«Тебе… Нужна какая-нибудь помощь?» — крикнул он. К его удовольствию, это настолько напугало его друга, что он вскочил на ноги, схватив обеими руками связки сухого шпагата, когда понял, что нет причин для испуга.
«Я в порядке. Почему ты здесь внизу, они такие шумные? — спросил Махус, явно чем-то нервничая. Что-то иное, чем его слова, намекало. Сиг покачал головой, неторопливо прогуливаясь по лаборатории и в общем направлении, оглядываясь по сторонам. Поистине, это место было настоящим музеем чудес.
— Насколько я могу судить, наверху не происходит ничего неуместного, — заметил он, заставив свой деревенский акцент проявиться гораздо сильнее, чем мог бы, даже если бы он не пытался его скрыть. — Хотя не уверен, что здесь внизу.
— Ч-что ты имеешь в виду? Махус ответил тем же, его собственный акцент звучал в полную силу.
Сиг прислонился к одному из столов и стрельнул в Махуса суровым взглядом, который так надежно заставил молодого человека признаться. Он обнаружил, что этот отеческий взгляд, который он научился излучать, оказался чрезвычайно эффективным, несмотря на то, что у него не было детей и что он не вел занятия более двух лет до войны.
Возможно, именно одноразовое использование Victory Wash оживило его черты лица, одна только эта бойня стоила десятилетнего боевого стресса. По сей день он не мог вспомнить ни доли секунды из всего этого. Ему не нужно было и слова сказать, чтобы заставить Махуса сломаться под психологическим давлением его взгляда.
— Хорошо, — смягчился алхимик. «Я кое-что нашел. Помнишь, что Зелсис сказал нам в гостинице?
Зигмунд медленно кивнул, невербально побуждая его продолжать. Махус коротко потер подбородок, бормоча что-то вроде «Ну…» или «Понимаете…» себе под нос, прежде чем, наконец, жестом велел Зигмунду следовать за ним, направляясь к письменному столу.
«Хорошо, просто держи руки вверх…» — скомандовал Зеф, когда она обматывала грудь Зела свежим набором бинтов, так туго, что было почти неудобно. Почти, но не совсем. Она бы пожаловалась при любых других обстоятельствах, но она знала, что это было сделано только для того, чтобы ее раны были закрыты.
Старые бинты, которые она использовала для бинтов, промокли в раковине после того, как Зеф умело отрезал наиболее поврежденные части хирургическими ножницами, вода уже была слегка красноватой.
На то, чтобы закончить, ушло добрых пару минут, и к тому времени, когда это было сделано, большая часть груди Зел была обернута, и только нижняя половина ее живота была обнажена. Тем не менее, бинты так плотно прилегали к ее коже, что можно было увидеть каждый изгиб мышц и даже ее ребра. К ее большому облегчению, Зефарис предусмотрительно много раз наложила повязки на верхнюю часть ее груди, чтобы сохранить скромность амазонки.
Какой бы хвастливой она ни была, она по-прежнему хотела скрывать некоторые вещи от злобных взглядов горожан.
«Мне нужно подобрать что-то должным образом», — заметила она, покачивая плечами, проверяя пределы своих движений. Удивительно, но ее раны не сильно ограничивали диапазон ее движений, тем более, что они были зашиты. Она повернулась к Зефарис, которая сейчас поправляла свою одежду, чтобы скрыть тот факт, что ее рубашка явно мужского покроя. «…И ты тоже. Хочешь пойти со мной к портному?
«Хм?» На этот вопрос глаз стрелка метнулся к ней. «Почему?»
— Очевидно, у тебя не так уж много лишней одежды, если она вообще есть. Когда эту рубашку в последний раз стирали?
«Ах… Как раз перед тем, как мы отправились в тот патруль, когда мы встретились с вами, на самом деле, так три дня назад или около того…» она нахмурила брови, прекрасно зная, что ее ответ был правильным, но все еще чувствуя, что он неверен. «По какой-то причине кажется, что это намного длиннее».
— Так и есть… — согласился Зел. Неужели прошло всего три дня с тех пор, как она выбралась из этого странного бункера-лаборатории? — В любом случае, очевидно, нам обоим нужна запасная одежда, мы можем просто хорошо провести время в городе, а потом сходить за покупками. Я оплачу счет, так как мне только что заплатили.
«Хорошо хорошо. Но я не занимаюсь пошивом швов, меня вполне устраивают серийные вещи. Вам, вероятно, понадобится что-то сделанное на заказ, с этими стволами деревьев вместо ног. Этими штуками можно размозжить кому-нибудь голову.
Зелсис не мог не рассмеяться над этим замечанием, в шутку заверив: «Не волнуйся, я постараюсь не раздавить тебя».
Ее улыбка превратилась в ухмылку, когда она увидела, как осознание того, что она только что сказала, оседает в сознании Зефа, ее лицо вспыхнуло быстрее, чем она успела отвернуться.
Ни Махуса, ни Зигмунда нигде не было на первом этаже, когда они спускались по старой деревянной лестнице. Обе женщины несколько мгновений осматривались, вскоре поняв, что металлический грохот, доносящийся из подвала, был вызван их соотечественниками. Они смутно слышали, как Махус кричал что-то вроде: «Месяцы потрачены впустую на поддержку этой гребаной штуки!»
— Вероятно, они чистят алкагестровый аппарат. Не будем их беспокоить, — предложила Зефарис, явно опасаясь того, что она воспринимала как грязную, отвратительную работу. В конце концов, у нее не было опыта работы с такими устройствами, кроме ужасного приспособления, которое Махус установил в их лагере. Концепция промышленного масштаба, все еще подкрепленная месяцами отходов, вызывала в ее сознании образы, достойные склепа.
Таким образом, они не отвлекали двух мужчин от их работы, но Зелсис потребовалось немного времени, пока они были еще здесь, чтобы перезарядить свое ружье. Не потому, что она думала, что ей может понадобиться его использовать, а потому, что что-то не ладилось с тем, чтобы оставить гильзу в механизме, и если она вытащит гильзу и поместит ее в туманное хранилище, она может просто идти до конца. с получением другой оболочки и ее загрузкой.
Даже увидев это несколько раз, громкий щелканье тяжелого механизма и резкие движения, необходимые для его движения, заставили стрелок смотреть с восхищенным восхищением. Поистине, это оружие было чудом техники по сравнению с упрощенными серийными дульнозарядными устройствами, которые она выпускала и которыми пользовалась большую часть своей взрослой жизни.
Пустая гильза подлетела к небу и с грохотом упала на прилавок, когда она дернула засов, Зеф проследил ее траекторию, прежде чем она протянула руку и подняла ее, повертела в руке и даже понюхала.
— Винтовочный порох, пропитанный игнисом, неудивительно, что ему нужна эта подвеска, — заметила она, передавая гильзу. — Он что-нибудь сделал с зверюгой?
«Пробил дырку в животе, не прошел. Держу пари, что так бы и случилось, если бы я не использовала его, чтобы пошатнуть эту штуку, — ответила Зел, ожидая, пока снаряд исчезнет в вихре Тумана, прежде чем выбрать снаряд для извлечения. Заряженных снарядов Типа-1 больше не было, и поэтому она добыла один из двух Тип-2. Она не обращала на них особого внимания, когда впервые хранила их в Скрижали, но, имея некоторый опыт в использовании оружия, теперь разница между заряженным Типом-1 и Типом-2 была совершенно очевидной.
У одного торчал большой свинцовый шар, а у другого на открытом конце была какая-то пробковая пластина с выжженной на ней руной, отличной от той, что на основании. Прежде чем зарядить его, она передала его Зефу под предлогом того, что просто позволила ей рассмотреть его вблизи, но на самом деле она просто надеялась, что стрелок прочтет руны и расскажет ей, что они говорят.
Циклоп взвесила его в руке и несколько раз повертела, отметив, что «внизу просто есть руна для высокой производительности, но верхняя часть выглядит как какая-то странная родственная руна для действия уничтожения чего-либо путем разрушения». через это. Может быть, какой-нибудь антиматериальный рассеивающий снаряд?
Зел взял его обратно, скользнул в камеру и захлопнул с удовлетворительным лязгом. — Думаю, я узнаю, когда воспользуюсь им, — сказала она, почти сожалея, что не зарядила один из них раньше, если это действительно были разбросанные снаряды. Это было бы намного эффективнее против обоих зверей, с которыми она сражалась до этого момента, особенно в упор.
— Ладно, можно идти?
«Ага.»
Они шли по набережной вдоль реки, лениво проходя мимо многочисленных витрин, выходящих на улицу. Две добрых пятых из них были явно заброшены, а из чистых только две трети были открыты. Универсальный магазин, мясная лавка, открытый магазин свежих продуктов…
Зелсис инстинктивно развернулся на каблуках и шагнул к дисплею. Несмотря на то, что он был полупустым, в нем все еще было много свежих фруктов и овощей, которые, очевидно, были доставлены с окрестных ферм, и, откровенно говоря, она была голодна. Потребовалось всего несколько минут, чтобы выбрать пару самых красивых фруктов и попросить впечатляюще древнего владельца магазина упаковать их в пакет из вощеной бумаги, достаточно маленький, чтобы поместиться в правой руке Зела. Когда пришло время платить, пожилая дама раздраженно протянула руку, и в ее бабушкином поведении сквозила обида, когда она сказала: «Ты должен заплатить этими дрянными греческими деньгами, извини. Два медяка за все.
— Есть сдача на серебро? — спросила Зел, вытаскивая одну из блестящих монет из своего поясного мешочка и передавая ее пожилой женщине, ожидая ответа, прежде чем она бросила ее в скрюченную ждущую руку. Пока Зелсис делала это, она чувствовала, как рука Зефа копается в сумке, а рука стрелка обвилась вокруг ее руки.
Странно несчастный взгляд настоящего допотопного человека предшествовал медленному кивку, которому Зел быстро передала монету и стала ждать сдачи. Два медяка в мешочке и огромная груша из мешка позже, две женщины шли по набережной, держась за руки, все еще ища портного или какой-нибудь магазин одежды.
Остро-сладкий вкус самого фрукта лишь дополнялся горечью его кожуры, и, прежде чем Зелсис успела осознать это, она осталась с сердцевиной в руках. Она ненадолго подумала о том, чтобы бросить его в реку, но вместо этого решила просто положить его в сумку и выбросить все позже. Еще одна груша. В мешке осталось яблоко, персик и пара слив, из которых Зефарис произвольно выбрала персик, как только закончила с грушей, возможно, потому, что он был самым большим из оставшихся фруктов.
Они прошли мимо закрытых магазинов, покрытые пылью витрины смотрели на них с пустых витрин. Керамика и фарфор, картины, даже изъеденные молью платья, свисавшие с костяных каркасов кукольных манекенов. Потом, довольно долго, ничего — только передние концы дюжины домов. На другой стороне этого промежутка, возле огромной мельницы, стоявшей как часть городской стены, они обнаружили небольшой участок магазинов, которые все были открыты, вероятно, поддерживались на плаву за счет увеличения трафика, вызванного присутствием в этом районе мост прямо у мельницы.
Неудивительно, что самым большим и оживленным из магазинов была пекарня, около которой в стройной очереди стояло человек тридцать, двое вооруженных гвардейцев стояли у магазина, пока пекарь раздавал одинаковые батоны. Зелсис подумала, может пойти посмотреть, может быть, купить хлеба на потом, но перебранки горожан, ожидающих своей пайки, отговорили ее.
Рядом с пекарней располагался небольшой, но столь же оживленный магазин товаров широкого потребления, а отделенный от этих оживленных мест сиюминутного комфорта узким переулком находился тот самый магазин, который они искали.
Очевидно, это было очень-очень старое здание, возможно, такое же старое, как и сам Уиллоудейл, без витрины и витрин. Только дверь и тщательно ухоженная вывеска, на которой изображен моток ниток, на котором нить переплетена с названием магазина — «Бхерад и сыновья». Ненадолго зайдя в боковой переулок и засунув пакет из вощеной бумаги в хранилище тумана, они поднялись по каменным ступеням и вошли в магазин.
Передняя часть магазина была плотно заполнена основной одеждой всех распространенных размеров, как мужских, так и женских покроев, от классических рубашек и рабочих брюк до пальто и даже некоторых видов нижнего белья, таких как кальсоны. Был большой раздел, посвященный головным уборам, все из которых, очевидно, были одинаковой формы и украшены по-разному — большинство из них были широкополыми шляпами, какие носили фермеры, чтобы защитить глаза от неумолимого летнего солнца, но были и другие шляпы. пара треуголок и треуголки.
Вся одежда, которую можно было найти здесь, явно производилась массово далеко и доставлялась сюда, но за пустым прилавком висела вывеска, которая предлагала альтернативный вариант.
ДА, МЫ ЕЩЕ ЗАНИМАЕМСЯ ПОШИВОМ
ПЕРЕСТАНЬТЕ СПРАШИВАТЬ
Оно было написано толстыми линиями ярко-красными чернилами, раздражение писателя заметно по мазкам кисти. Зелсис огляделась и не обнаружила ни служащего, ни клерка, поэтому просто позвонила в колокольчик, стоявший на прилавке, а сама продолжала лениво осматривать множество разновидностей обычной, безобидной одежды, заполнившей магазин.
Все было белого цвета или разных расплывчатых, безобидных цветов. Зеленые были оливково-зелеными, коричневые — бежевыми, даже черные были не совсем черными — просто темно-серыми. Ее интуиция подсказывала, что владелец магазина издевается над теми, кто предпочитает покупать одежду массового производства, продавая только стандартную одежду, которая не будет выделяться, даже если она будет удивительно хорошего качества.
Ее интуиция была подтверждена появлением гибкого икесианца средних лет, его блестяще-голубые глаза осматривали комнату, когда он плавно двигался по полу со странной грацией, которая противоречила его неподвижным каменным рукам, застывшим в позе покоя. на идеальной высоте стола. Его рукава были туго натянуты вокруг его рук мириадами булавок и иголок, а ярко-красный кусок ткани свисал с его плеча, как будто он положил его туда и забыл, работая над чем-то.
Его одежда была простой, но безукоризненно подогнанной до тревожной степени, его парадная рубашка сидела так хорошо, что выглядела почти как вторая кожа. Портной проворчал что-то на языке, который, казалось, не имел никакого смысла, хотя Зелсис умудрился подобрать пару слов, намекающих на неприязнь к иностранцам. Затем он перевел свой взгляд на нее, холодные, как лед, глаза смотрели на нее из-за паутины гусиных лапок, и на его морщинистых губах застыл вопрос.
— Чего ты хочешь?
«…Мне жаль?» — спросила она, склонив голову набок. — Я не совсем это понял.
Она прекрасно поняла, что он сказал. Она просто хотела, чтобы он сказал это ясно, ей не нравилось отношение мужчины ни по какой причине, кроме личной гордости.
«Что. Делать. Ты. Хотеть?» — произнес он преувеличенно, говоря громко и медленно, как будто она была идиотским ребенком. Зефарис оторвала взгляд от белой рубашки, на которую она смотрела, чтобы посмотреть, из-за чего поднялась суета, но ничего не сказала.
«О ничего. У меня есть пара соверенов из холодного железа, прожигающих дыру в моем кармане, и я решил посмотреть, есть ли смысл в слухах о том, что вы перестали пытаться с тех пор, как начали закупать фабричную одежду. Думаю, они были правы, судя по всему этому ассортименту, — отбарабанила она, создавая слои за слоями лжи, когда шла с единственной целью — попытаться дернуть за гордость Портного. С каждым подтекстом она видела, как растет его холодный гнев, и с каждым подтекстом ей приходилось прилагать все больше усилий, чтобы сдержать самодовольство в голосе.
Один его глаз заметно дернулся, когда он закипел: «Я знал, что этот неблагодарный кусок дерьма за рекой распускает слухи! Ты попросишь его о чем угодно, и я гарантирую, что возьму с тебя деньги…
Гнев Портного по отношению к тому, кто должен был быть конкурентом, исчез в тот момент, когда его взгляд скользнул вниз, пропустив мимо слегка окровавленного нагрудника Зел и прямо к материалу ее брюк.
«Постой. Ты весь вздернут и огромен, черт возьми, эти штаны сделаны, чтобы так хорошо сидеть? Это ткань, пропитанная Туманом?
«Так что, это.»
— К сожалению, в данный момент у меня нет средств модифицировать работу еще одного туманного портного, если вы хотите сделать на них портняжную работу. Что еще тебе нужно?
«Можете ли вы сделать новую ткань, пропитанную Туманом?»
«Конечно, но что-то большее, чем полоски, займет какое-то время. Я говорю от пары месяцев до года на наряд в зависимости от сложности».
«Просто полосок должно быть достаточно. Мне нужно как минимум два комплекта нагрудных бинтов, которые не порвутся, если их повредить. Ты можешь это сделать?»
«Конечно, это всего на пару дней. Что-нибудь еще?
«Нижнее белье».
Небольшой самодовольный смешок старика, его наметанные глаза уже делали обоснованные предположения относительно ее размеров: «Прикинул, массовое дерьмо раздражает до бесконечности. Давай, я тебя измерю. Мы можем обсудить стиль и вырезать, как только я получу номер».
Он провел ее в просторную заднюю комнату, которая выглядела как место для работы, частично хранилище, а частично выставочный зал для образцов лучших работ Портного. Простым жестом он направил ее к, казалось бы, случайному месту на полу, сказав: «Теперь просто встань широко и ‘…»
Раздался еле слышный шепот, и Зелсис ощутил легкое прикосновение вокруг и вдоль своих конечностей и тела, едва видя, как Портной молниеносно взмахивает своим гибким измерительным инструментом, его длина извивается и хлещет, словно оно было разумным. Через долю секунды это было сделано, и он стоял почти на том же месте, что и раньше, явно ожидая, что она не сможет увидеть, как он ее измеряет.
— Готово, — сказал он с некоторой гордостью в голосе, явно изо всех сил пытаясь контролировать свое дыхание, когда едва заметные струйки тумана вырвались из его ушей и ноздрей. «Теперь, что касается стиля — либо вы можете дать мне все характеристики, либо вы можете просто выбрать один из стилей, который, как я могу гарантировать, подойдет вашему типу телосложения, и мы можем внести изменения оттуда. Что это будет?
Она выбрала последнее.
Спустя две с половиной дюжины пар образцов нижнего белья Зелсис узнала больше о современных и консервативных типах нижнего белья, чем она когда-либо рассчитывала, и она была почти готова очистить свой разум от мысленного образа высокого положения. -талии шаровары с любым отвлечением. Все эти оборки и кружева, должно быть, были кошмаром.
В передней комнате магазина Зефарис уже выбрал и положил на прилавок несколько предметов одежды. Там было несколько рубашек и пар брюк, соломенная шляпа с широкими полями, а также что-то похожее на очень простой белый сарафан. Между этой одеждой и первой половиной платежа за индивидуальный заказ она потеряла два соверена из хладнокровного железа и четыре серебра, что в сумме составило сто двадцать лари.
Портной спросил, как они собираются нести всю эту одежду, но звук пропал из его слов, когда он увидел силуэт Скрижали в руке Зела, и просто тихонько ускользнул прочь, пока две женщины проходили испытание, помещая аккуратно сложенную одежду в Туман. Хранение при этом изо всех сил старается не скомкать их, чему туманный вихрь совсем не помог.
«Что дальше?» — спросил Зеф, когда они вышли из магазина.
«Мне нужно поговорить с губернатором, вот и все», — ответила она. — Есть какие-нибудь подсказки, где может быть его офис?
Стрелок задумался, пока они лениво шли по набережной, чтобы отдалиться от неприятных перебранок в очереди за хлебом. Ее взгляд остановился на указателе на углу улицы, его многочисленные стрелки указывали во все стороны, как ветви дерева из листового металла. Она подошла к нему и обошла его наполовину, осматривая сверху и снизу, прежде чем указать на одну из стрелок.
«Похоже, ратуша должна быть… через реку, а потом прямо по дороге?»
«Не помешает попробовать».
