— Не будет ли это пустой тратой времени? — возразила Фрайг, только что поднявшись со своего места во главе стола, чтобы подойти. «Раскол такого большого бивня снизит его стоимость, когда мы сможем продать его и купить предварительно сформированный кусок слоновой кости за часть выручки».
«Дело не в деньгах, — сказал Гуннар. «Мой сын стал настоящим мужчиной. Он решил поставить свою жизнь на карту своих убеждений и вернулся, увидев такое сражение, что ни один из сотни его соотечественников не может претендовать на равенство с ним по чести. Тебе может не нравиться эта правда, прабабушка, но тем не менее это правда. Вы не можете постоянно контролировать всю свою семью».
— Гуннар… То, что ты осмелился сказать такое, и что я не ударю тебя за это, доказывает, что времена действительно изменились, — неохотно признала старуха. Гуннар перевел внимание с разговора на одного из их гостей, казалось бы, отвлекся.
Отец Йорфа первым подошел к Зелсису. Он был достаточно высок, чтобы смотреть ей в глаза, что, по ее опыту, было лишь ростом выше среднего для борейских мужчин. Его грудь была обнажена и покрыта татуировкой рун, а на лбу у него был тот же символ, что и у Йорфа, хотя вокруг него расползались трещины на коже, как будто они были вбиты в его лоб, треснув череп и оставив неизгладимые следы даже после того, как он череп зажил. Внешне он выглядел почти идеальной копией Йорфа, или она предположила, что все было наоборот. Однако, в отличие от Йорфра, он заплетал волосы в три длинные косы с толстыми серебряными кольцами, скрепляющими их. Его борода также была заплетена в одну толстую косу длиной до груди. Его волосы были грязно-русыми, приближающимися к каштановым.
«Ты, должно быть, Зелсис! Э-э… я Гуннар, отец Йорфра и заместитель командира среди старейшин нашего великого клана. Во имя предков, я должен вызвать вас на суд за то, что вы украли моего сына. Я слышал, ты победил его в пит-бое, который ты и провел, — сказал он, улыбаясь от уха до уха и сияя представительной энергией, похожей на золотистого ретривера. Золотистый ретривер с запачканной кровью мордой и достаточно большими зубами, чтобы разорвать шею потомку трехглазого дракона, но, тем не менее, золотистый ретривер. Он наклонился, чтобы дружески обнять ее в знак приветствия, прошептав при этом ей на ухо тихим голосом: «Я собирался проверить твое намерение… Но я больше не вижу необходимости. То, что вы столкнулись с Фрайг из-за ее обращения с моим сыном, для меня достаточное доказательство.
«Я надеюсь проявить себя не только словами, уверяю вас», — прошептала она в ответ, прежде чем они разошлись.
«Не держите против нее взгляды Фрайг. Мысль о том, что система чести может разрушиться, была немыслима при ее жизни, а драугр редко меняет свои убеждения после первой смерти, — добавил он. Фрайг явно подслушала, учитывая холодный взгляд, который она бросила Гуннару в спину. Он вздрогнул от того, что, должно быть, было внезапным приступом холода, но сразу сделал вид, что не заметил.
— …Под этим ты имеешь в виду, что драугры склонны придерживаться своих убеждений, или что есть какой-то тайный аспект, который мешает им измениться? — спросила она вслух, добавив: «Я спрашиваю, потому что знаю бессмертных, которые настолько привыкли меняться, что не могут даже подстричься. Я бы предпочел не делать предположений о том, как действует эта форма бессмертия.
Стоявшая поблизости женщина такого же массивного роста, как и Гуннар, как будто услышала; Зел уже знал, что это была его жена и мать Джорфа, Ивонн. После того, как она чуть не задушила Йорфа, она сосредоточила чрезмерное внимание на Викторе и только сейчас выпустила его из своих когтей, чтобы направиться к Зелсису и Гуннару. Огромный размер ее груди был поразителен, тем более что она боролась с этими тварями, даже если заколдованная одежда стабилизировала их. Ее волосы были короче, чем у Гуннара, невероятно густые и темно-каштановые, того же оттенка, что и у Джорва. Она зачесала их на одну сторону так, что они шли коротко вниз спереди справа.
«Когда-то было сказано, что тому, кто поднимается как драугр, суждено вечно сражаться за дело, во имя которого они впервые поднялись, но… Насколько я знаю, это не магия, как гейс или один из Хроматических Контрактов. Моя личная теория состоит в том, что это психологическое последствие обстоятельств, необходимых для того, чтобы стать драугром.
«Возможно, я не драугр, но я вижу, как смерть и возвращение силой воли могут укрепить убеждения, заставившие так сильно отвергать смерть», — согласился Зел.
— Никогда не знаешь, может быть, ты своего рода драугр. Желание жизни настолько сильное, что человек отрицает законы природы… Это, конечно, похоже на обстоятельства, создающие Некрозверя, не так ли? Ивонна улыбнулась, когда ее полузакрытые глаза скользнули по металлизированным шрамам, обозначающим место, где голова и правая рука Зела были отрублены. Она знала. Не только то, что было в книгах, но что-то действительно личное.
Поднятие брови вызвало объяснение у щедро одаренной женщины. Она указала на драгоценный камень, встроенный в ее лоб: «Я вижу твои Черты, дорогой. Все до последнего».
Ивонна ободряюще, но самодовольно поднесла палец к губам и подмигнула, обещая: «Не волнуйся, я знаю лучше, чем раскрывать секреты друга, не говоря уже о брате-щитнике моего мальчика».
Она не лгала; по крайней мере, Зел так не считала, но все же решила быть осторожной, так как знала, что есть способы обмануть ее инстинктивное чутье.
Ее внимание — и внимание более или менее всех остальных в комнате — внезапно привлек вопрос Йорфа, указывающий на то, что заметила сама Зелсис: «Где остальные? Что-то кажется неправильным».
