— Главный священник велел вам зайти к нему после обеда, — сказал Зам, когда я вернулась в покои главы храма. — Он тоже беспокоится о вас.
Я перевела взгляд на кожаную сумку, которую передал мне Фердинанд, и задумалась, не следует ли мне в качестве благодарности превратить все магические камни в золотой песок?
— Госпожа Розмайн, я рада, что к вам снова вернулся здоровый цвет лица, — тепло улыбнувшись, сказала Моника.
Я удивилась, что она уже накрывала на стол. Как оказалось, я разговаривала с Лутцем и остальными намного дольше, чем думала.
Поев, я отправилась в покои главного священника. Я боялась, что он мог злиться, ведь я переполошила его с самого утра, и нам пришлось вернуться в храм. Когда я, дрожа, вошла в его покои, он, нахмурив брови, уставился на меня. Чувствуя себя виноватой, я сразу же извинилась:
— Главный священник, прошу прощения за доставленное беспокойство.
— Ты действительно доставила мне беспокойство… Но, похоже, ты снова в порядке.
— Благодаря вам я смогла избавиться от страхов, и моя энергия восстановилась.
Проверив цвет моего лица, Фердинанд указал на кожаную сумку, которую я держала.
— Была ли она полезна?
— Я очень признательна вам за неё. Я вновь удивилась, что вы столь тщательно всё продумали, — ответила я, возвращая сумку.
Проверив содержимое, Фердинанд скривился, после чего принялся постукивать пальцем по виску.
— Ну… Главное, тебе хватило. Подумать только, насколько тебя переполняли эмоции, раз ты смогла превратить в порошок столько камней. Впрочем, это лучше, чем если бы ты не удержала эмоции в за́мке, позволив им выплеснуться. Мне нужно будет придумать, как справиться с такими ситуациями, не полагаясь на компанию «Планте́н».
— Главный священник, сейчас всё в порядке. Я чувствую себя лучше, а потому готова делать всё возможное, чтобы и дальше распространять книги! — заявила я.
Я совершенно не хотела, чтобы он придумал что-то ещё, что разорвало бы мою связь с компанией «Планте́н».
— Если ты начнёшь делать всё возможное, то последствия могут оказаться вне всяких ожиданий. Поэтому действуй только в дозволенных рамках, — осадил меня Фердинанд.
— Ну-у… Ладно. Тогда, пожалуйста, скажите, что мне дозволяется делать.
После этого мы перешли к обсуждению моей предстоящей встречи с гибом Хальдензелем. Теперь, когда магические договоры были расторгнуты, герцог мог давать разрешение на создание новых мастерских по изготовлению бумаги. Это и было главной темой предстоящей встречи. Мне требовалось обсудить с гибом продолжительное пребывание Гутенбергов в Хальдензеле. Также я сообщила Фердинанду итоги недавнего обсуждения с Бенно.
Закончив разговор, мы поспешили обратно в замок, где оставалась Элла. Рихарда, поприветствовав нас и узнав о предстоящем мне плотном графике, поджала губы и отметила, что предпочла бы, чтобы я действовала помедленнее, ведь у меня наконец-то появилось свободное время. Вот только я сомневалась, что смогу и дальше держаться на расстоянии от благородного общества.
Во время ужина Шарлотта выразила беспокойство о моём здоровье. Что до предстоящей встречи с гибом Хальдензелем, то было решено, что она состоится во второй половине дня двумя днями позже, а также, что Фердинанд будет сопровождать меня в качестве моего опекуна. Дворянская жизнь, несомненно, выходила насыщенной.
***
Комната, предназначенная для встреч с высшими дворянами, оказалась немного роскошнее чем те, в которых я принимала посетителей до сих пор. Стены украшали красочные гобелены, а мебель была старинной и искусно сделанной. Внутри нас ожидали гиб Хальдензель, его жена и Эльвира.
Когда мы с Фердинандом сели, гиб Хальдензель с женой подошли поприветствовать меня.
— Наконец-то у нас есть возможность официально поприветствовать вас, госпожа Розмайн. Могу ли я помолиться о сей радостной встрече, что состоялась в суровую пору, которой испытывает нас бог жизни Эйвилиб?
— Вы можете.
«Гиб Хальдензель и мама очень похожи», — мысленно отметила я. Такие же тёмно-зелёные волосы и угольно-чёрные глаза. Несмотря на дружелюбную улыбку, взгляд гиба был проницательным. Я видела, как он внимательно наблюдал за мной. Даже преклонив передо мной колено, он источал мощное давление. От него исходила аура серьёзного человека, стоящего над остальными и ведущего их вперёд.
— Мы уже давно хотели поблагодарить вас от лица всего Хальдензеля.
Проделав весь путь до особняка Карстеда, чтобы принять участие в моей церемонии крещения, гиб и его жена так и не смогли встретиться со мной, поскольку, прежде чем мы смогли обменяться приветствиями, меня утащил Вильфрид, а затем я потеряла сознание. Следующая возможность официально встретиться выдалась во время моего дебюта, но мне пришлось уйти сразу же после нечаянного благословения. Затем, уже следующей зимой, нам помешали возникшие сложности с Вильфридом и бывшими дворянами фракции Вероники.
— Разве я сделала что-то достойное вашей благодарности?
Его объяснение оказалось почти таким же, как то, что я слышала от Эльвиры. С тех пор, как я присоединилась к храму в качестве священницы-ученицы, Хальдензель стал получать маленькие священные чаши, наполненные магической силой. В результате урожаи на землях Хальдензеля возросли, что немного облегчило людям жизнь. И это «немного» на самом деле имело огромное значение, учитывая насколько тяжёлой была их ситуация.
Согласно тому, что я узнала на уроках географии Эренфеста, в Хальдензеле достаточно холодно, чтобы реки там замерзали. Люди жили вместе и поддерживали друг друга. Земли были достаточно обширны, однако население сосредоточилось на юге, а север в итоге оказался почти не заселён. Самая же большая сложность заключалась в том, что именно на землях Хальдензеля чаще всего появлялся Повелитель зимы.
— Мои рыцари сообщили, что ваше благословение очень помогло им во время покорения Повелителя зимы, — добавил гиб Хальдензель.
— Цвет флага также вернулся к норме, — с нежной улыбкой добавила его жена, имея в виду, что Аренсбаху не удалось окрасить Эренфест. — Не говоря уже о том, что из-за долгих зим в Хальдензеле многим людям очень помогла работа в типографии.
После этого я услышала рассказ о деятельности Гутенбергов с точки зрения гиба Хальдензеля и его жены. Лутц и служители принесли в мастерскую, подготовленную под типографию, все необходимые детали и инструменты, собрали печатный станок и продемонстрировали, как он работает. Однако печатный станок требовал, чтобы работники набирали текст из литер, а простолюдины Хальдензеля не умели читать. В результате учебный процесс затянулся.
— Я удивился, увидев, что все мастера Эренфеста умеют читать, — признался гиб. — Этой зимой мы были заняты тем, что пытались овладеть методами, которым нас учили Гутенберги. И, похоже, впредь жителям Хальдензеля придётся научиться читать. В конце концов, возникнут проблемы, если они по ошибке разместят литеры вверх ногами, даже не осознавая этого.
— Сироты в моём приюте учились, играя в ка́руту и читая книжки с картинками, но этот процесс всё равно небыстрый, — объяснила я. — Возможно, было бы разумно, чтобы пока черновики проверяли служащие из низших дворян или служащие-ученики.
Учитывая, что книги продавались дворянам, в «мастерско́й Розмайн» вычитка являлась одним из самых важных дел.
— Госпожа Розмайн, воспитанные вами Гутенберги, несмотря на молодость, обладают превосходными навыками, за что удостоились признания мастерами Хальдензеля.
Гутенберги обучили чернильные мастерские, как делать используемые для печати чернила, а столярные — как изготавливать деревянные детали для печатного станка. В целом эта работа заняла время с весны до осени. Теперь, если привлечь служащих к вычитке текста, то можно было приступать к печати.
Впрочем, оставалась ещё одна проблема: кузнецы в Хальдензеле всё ещё не были достаточно квалифицированными. Я слышала, что большинство изготовленных металлических литер и деталей не смогли заслужить одобрение Иоганна. Металлические литеры на удивление легко царапались, изнашивались, а то и вовсе ломались в процессе печати. Если кузнецы не научаться делать их нормально, то это повлечёт проблемы.
— Мне доложили, что кузнецы теперь работают сообща, чтобы весной получить одобрение вашего Гутенберга, — добавил гиб.
— В отчёте, который я получила от Гутенбергов, они выражали свою обеспокоенность тем, как Хальдензель отнёсся к их прибытию, — сказала я, вспомнив, как мне говорили, что поначалу жители Хальдензеля относились к Гутенбергам с сильной настороженностью. — Но теперь я вижу, что эти опасения оказались напрасными.
Решив воспользоваться возможностью, я пересказала отчёты, полученные от Гутенбергов, и передала их предложения.
— Хальдензель нечасто принимает посторонних, и в нашу жизнь редко приходит что-то новое, а потому я могу понять, почему ремесленники сопротивлялись новой технологии, — ответил гиб. — Тем не менее связи между членами семьи крепки, а потому, если мы что-то принимаем, то это становится традицией, которую мы будем защищать. Как только люди поймут, какие блага принесёт нам печать, они никогда не забудут, что вы для них сделали. Я хотел бы дать официальный ответ на предложения Гутенбергов после того, как Хальдензель привыкнет к новой технологии.
— Мы только начали создавать мастерские и развивать отрасль, поэтому, пожалуйста, не торопитесь и внимательно изучите, что принесёт больше всего пользы для Хальдензеля. Я заметила, что земли Эренфеста имеют свои уникальные традиции. Полагаю, если сравнить культуру Хальдензеля и культуру Илльгнера, то они заметно отличаются, — отметила я.
Я путешествовала по всему Эренфесту во время весеннего молебна, но не проводила в посещённых городах много времени, поскольку просто приземлялась на сцену и давала благословение. Из-за этого какие-то особые различия в культуре было не разобрать.
— Нам сказали, что весной вы будете сопровождать Гутенбергов, когда они вернутся в Хальдензель. Когда вы прибудете, то сможете воочию убедиться в силе нашего народа. Пусть наш край холоден и суров, но его жители гордятся своим терпением и могут вынести любые невзгоды.
Гиб Хальдензель, не скрывая гордости, хвастался своими людьми, отчего я не могла не улыбнуться. Я могла видеть, что он был готов сделать всё возможное, чтобы защитить их в суровых условиях. Это отличалось от того, что я видела в Илльгнере, но, похоже, Хальдензель тоже хорошее место.
— Я с нетерпением жду возможности посетить Хальдензель, — ответила я.
— Гиб Хальдензель, Гутенберги могут отправиться к вам только с весеннего молебна и до конца лета, — добавил Фердинанд.
Гиб скрестил руки на груди и нахмурил брови, размышляя о значении этих слов. Фердинанд объяснил, что мы собираемся организовать типографии по всему Эренфесту, а потому Гутенбергам потребуется время на подготовку.
— Многие земли ждут прибытия Гутенбергов. Вам следует считать то, что мы вновь отправляем Гутенбергов к вам — особым отношением, — закончил Фердинанд
Гиб Хальдензель чуть прикрыл глаза, размышляя. Затем, после некоторого молчания, он посмотрел на меня прямо. Я вновь отметила, что его угольно-чёрные глаза были такими же, как у Эльвиры.
— Госпожа Розмайн, меня очень обнадёживает, что вы выступаете одним из лидеров Эренфеста. Уверен, что как дочь Эльвиры вы будете дорожить своей семьёй и не станете смотреть свысока на свою родину.
— Гиб Хальдензель, пусть вы и хвалите меня, но и господин Фердинанд, и мама часто говорят мне, что проявляемая мной мягкость по отношению к семье — это слабость, от которой нужно избавляться, — неуверенно ответила я.
Слова гиба прозвучали так, словно меня просили отдать предпочтение интересам семьи. Я бросила взгляд на Фердинанда и Эльвиру, но они просто ожидали моих следующих слов. Когда я снова посмотрела на гиба, он покачал головой, отчего угольно-чёрные глаза, казалось, сверкнули.
— Я не это имел в виду. Вы одарены талантом создавать так много нового. Я полагаю, что в дворянской академии многие герцогства захотят забрать вас к себе. Но я надеюсь, что вы будете думать о своём родном доме, семье и останетесь в Эренфесте.
Похоже, я неправильно его поняла.
Я тихо вздохнула. Гиб не мог знать, но на самом деле те, кого я считала своей семьей, находились не среди дворян, а в нижнем городе. И поскольку магический договор не позволял нам общаться как семье, мне только и оставалось, что дорожить слабыми связями, которые всё ещё оставались, такими, как возможность встретиться с Тули, когда она доставляла мне украшения для волос, или с папой, когда он выступал эскортом до Хассе. Эти связи я могла сохранить, только оставаясь в Эренфесте. Пока здесь была моя семья, я не планировала покидать герцогство.
— Моя семья находится здесь, а потому, если ауб не прикажет иного, Эренфест и дальше останется местом, куда я вернусь, — заявила я.
После моих слов выражение лица гиба Хальдензеля смягчилось. Он явно почувствовал облегчение. В то же время краем глаза я заметила, как между бровями Фердинанда пролегла глубокая морщина.
