— Госпожа Розмайн, — обратилась ко мне Брюнхильда. — Пришло время навестить прадедушку.
— Брюнхильда, Леонора, Хартмут, Корнелиус, — бормотала я, перечисляя всех своих последователей из высших дворян по очереди. — Как я вижу, у всех нас один прадедушка. Это даже немного странно, на самом деле.
— Все дворяне так или иначе связаны кровью, — пожал плечами Корнелиус. — Прадед, конечно, любит жаловаться на семью госпожи Вероники, но у господина Вильфрида и госпожи Шарлотты есть кровь герцога. Другими словами, пусть она и не особо густая, но у них тоже есть кровь Лейзегангов.
Леонора негромко хмыкнула в ответ на его слова.
— Но для прадедушки густота крови это самое важное. Вот почему он так страстно желает, чтобы вы стали следующим аубом, госпожа Розмайн.
— Как мои последователи, вы разве не разочарованы из-за того, что я не стремлюсь к этой должности? — спросила я. Они ответили мне общим пожатием плеч, а их взгляд казалось говорил том, что такой исход самый безопасных для всех.
— Я считаю, что лучше всего действовать исходя из желаний госпожи Розмайн, — с теплотой сказала Брюнхильда. — Как ваша слуга, я буду стараться поддерживать вас, чтобы новшества, которые вы приносите с собой, продолжали увеличивать богатство Эренфеста. Попытки давить на вас, в любом случае, скорее всего не принесут плодов.
— Она права, — кивнул Хартмут. — Что бы вы не делали, госпожа Розмайн, я буду стремиться к тому, чтобы люди вокруг вас увидели, что вы на самом деле являетесь святой, — эти слова он произносил с лихой улыбкой, но по какой то причине, мне стало не по себе от данного им обещания.
Мы продолжали беседовать, пока двигались по коридору. Я, как обычно, сидела внутри пандочки, а не шла пешком. Довольно скоро мы увидели Вильфрида и Шарлотту, которые ждали нас.
— Вильфрид, Шарлотта, прошу прощения за ожидание, — сказала я. — Учитывая задумчивость на ваших лицах, я могу предположить, что вас что-то беспокоит?
— Я думал, что заручиться поддержкой Лейзегангов будет серьезным испытанием, ведь моим воспитанием занималась бабушка, и ее кровь течет во мне. Но гиб Лейзеганг сказал, что все, что я должен сделать — это убедить прадеда, — пояснил Вильфрид. — Мы как раз это и обсуждали.
Шарлотта провела рукой по щеке.
— Да, но… я даже представить себе не могу, какие… слова… или действия… успокоили бы гнев предыдущего гиба Лейзеганга. У тебя есть идеи, сестра?
— Никаких, — сказала я, и махнула рукой, предлагая продолжить путь к комнатам прадедушки. — Я могу делать лишь тоже самое, что делала и при нынешнем гибе. Высказывать свои намерения и мысли прямо и ясно, говоря лицом к лицу, а не через подчиненных.
Как бы прадедушка не хотел, чтобы я стала следующим аубом, я не собиралась этого делать. На самом деле для меня, бывшей простолюдинки, это было совершенно невозможным. Поэтому большее, что я могла сделать — это попросить его отказаться от своих фантазий.
— Гнев и ненависть дедушки принадлежат только ему самому, — продолжила я. — У меня никогда не было цели как-то изменить это. Я просто скажу ему, что не хочу становиться аубом. Вот и все.
— Я впечатлен тем, что ты можешь так небрежно относиться к подобному. Ты — маяк надежды Лейзегангов, и если ты скажешь подобное ему прямо в лицо, то боюсь, что он может подняться по высокой лестнице.
Я вспомнила тот травмирующий опыт, когда дедушка рухнул прямо передо мной.
— Это действительно было бы проблемой… Я конечно не собираюсь говорить ему, что не отказалась бы от того, чтобы стать второй женой, ведь это обеспечило бы меня большим запасом свободного времени. Но конечно при условии, что такое понижение не помешает мне заниматься печатным делом и созданием собственной библиотеки.
— Даже я не знал, что ты думаешь о подобном! — закричал Вильфрид.
— Но это так.
— Сестра, — вмешалась Шарлотта. — Лейзеганги никогда бы не приняли подобного.
— Именно поэтому я обычно не упоминаю об этом. Однако время от времени эти мысли мелькают у меня в голове.
Мои брат и сестра тяжело вздохнули.
— Просто следи за тем, что ты говоришь в этом доме, — предупредил Вильфрид. — Мы не хотим, чтобы прадедушка поднялся по высокой лестнице прямо во время нашей с ним беседы.
— Хорошо.
Мы подошли к крылу, где жил прадедушка, и нас встретили и проводили внутрь. Я ожидала увидеть его лежащим в постели, но он был парадно одет и сидел в кресле посреди богато украшенной комнаты. И, возможно, то, что он выглядел более энергичным, чем в прошлом году, не было лишь моим предположением.
— Ах! Ааа! Госпожа Розмайн! Добро пожаловать в Лейзеганг! Должно быть, по милости богов нам дана была эта возможность встретиться сегодня.
Прадедушка радовался моему приезду с почти комичной экспрессией, но при этом он даже не замечал Вильфрида и Шарлотту. Его слуга легонько хлопнул старика по плечу, но тот лишь раздраженно оттолкнул его руку.
— Я пришла не одна. Со мной мои брат и сестра, — сказала я. — Это Вильфрид и Шарлотта. Вы видите их, прадедушка?
Он часто заморгал, а после прищурился, словно бы действительно заметил их только сейчас.
— Когда человек доживает до моего возраста, то зрение начинает подводить его. И вы сияете так ярко, госпожа Розмайн, что трудно заметить кого-то еще рядом с вами. Прошу прощения.
Прадед поприветствовал Вильфрида и Шарлотту, но он так и не посмотрел на них прямо. Нельзя было сказать, действительно ли он не видел их, или намеренно отводил взгляд.
Нам предложили сесть, а затем принесли чай и сладости.
Прадедушка не мог лично проверить еду на яд, поэтому его слуга взял на себя эту обязанность.
Как только было доказано, что все угощения безопасны, мы начали чаепитие. Прадедушка похвалил мои рецепты и в приподнятом настроении рассказал, что благодаря тому, что Хуго обучал местных поваров во время церемонии бракосочетания Лампрехта, качество его еды значительно повысилось. Особенно ему нравился бисквит, так как он был мягким, и его было легко есть.
— Можно даже почувствовать вкус того или иного сезона, если есть бисквит смешанный с небольшим количеством фруктового сока, — сказала Шарлотта.
— Почувствовать вкус сезона? Это неплохая идея, — сказал дедушка. Он прикрыл глаза и начал рассказывать о сезонных фруктах и овощах, которые выращивают в Лейзеганге.
— Бывший гиб Лейзеганг, я тоже должен сказать вам кое что, — начал Вильфрид, когда остановка стала довольно мирной… но прадедушка никак не отреагировал на его слова. Его глаза все еще были закрыты, и он был совершенно неподвижен, так что было трудно сказать, притворяется ли он или действительно уснул. Какой неудобный противник. Уже просто заставить его слушать нас — большая проблема.
— Прадедушка! Прадедушка! — начала звать я.
— Ой! Да, Розмайн? — спросил он, выглядя так, словно бы проснулся от моих криков, а после чуть обернулся, чтобы посмотреть прямо на меня.
— Вы слышите меня? — спросила я.
— Да, да. Я слышу ваш крайне очаровательный голос.
Значит, он просто притворялся, что не слышит Вильфрида. Ничего не поделать. Похоже говорить придется именно мне.
— Я не могу стать следующим аубом. И не хочу, — сказала я, решив перейти сразу к самому важному.
Прадед на мгновение застыл, а затем поднял руку и поднес ее к уху.
— Хм? Аааа, мои извинения… Подумать только, мой слух в таком плохом состоянии, что я не могу услышать даже ваш чудесный голос, госпожа Розмайн. Мне очень стыдно…
— Прадедушка, я не могу стать следующим аубом, — повторила я. — И я не хочу становиться следующим аубом.
— АИИИИИ!
Внезапно прадедушка издал странный крик. А затем он рухнул на стол и застыл, совершенно без движения.
Неужели… Он просто взял и умер?!
— Чт… Что?! — вырвалось у меня.
— ИИИИИИИИИИИИИ — закричала Шарлотта.
— Вот почему я сказал тебе тщательно подбирать слова, — одернул меня Вильфрид. — Ты была слишком прямолинейна!
Пока мы волновались из-за внезапного обморока прадеда, один из его последователей выступил вперед.
— Пожалуйста, успокойтесь, — сказал он. — В этом нет ничего необычного. Он просто слишком переволновался, но скоро он придет в сознание. А пока вы можете насладиться чаем.
— Ты так говоришь, но…
В подобной ситуации было сложно расслабиться. Я нервно огляделась, и увидела, что Вильфрид на удивление спокоен.
— Это обычное дело, да? — хмыкнул он. — Но это все еще заставляет волноваться.
— Вильфрид, как ты можешь быть таким непринужденным?! — воскликнула я.
Он поднял бровь и ответил.
— Потому что я привык к тому, что ты все время падаешь в обморок. Я имею в виду, оглядись. Твои последователи даже более спокойны, чем я.
— Что?
Но его слова были правдой — Брюнхильда и Оттилия уже начали заваривать новый чай, а слуги прадедушки готовились перенести его в постель, чтобы позаботиться о нем.
— Когда ты теряешь сознание на чаепитиях, мне всегда приходится делать тоже самое, что и эти слуги. Утешать гостей, устранять беспорядок, — пояснил Вильфрид. — А ты как себя чувствуешь, Шарлотта? Это же в первый раз, когда кто-то падает в обморок прямо перед тобой?
— Я… Я в порядке. Мне нужно будет рано или поздно привыкнуть к подобному, — дрожащим голосом ответила Шарлотта. Ее лицо было бледным, когда ее глаза следили за тем, как переносят прадеда.
— Вам не нужно привыкать к этому, госпожа Шарлотта, — сказала Брюнхильда. — У нас слуг, есть много мер для предотвращения обмороков госпожи Розмайн, — она налила мне еще одну чашку чая. И я сразу сделала глоток, наблюдая за тем, как последователи прадеда пытаются привести его в сознание.
— Давайте. Вставайте. Вы находитесь на чаепитии с госпожой Розмайн.
— Мнннн…
Прошло некоторое время, прежде, чем прадед открыл глаза, но стоило ему прийти в сознание, и он сразу стал рваться в бой. Его выздоровление было необычайно быстрым, по моему опыту я знала, что обычно нужно куда больше времени. Поэтому у меня появились подозрения в том, что здесь есть какой-то секрет. Возможно, он просто притворялся.
Прадедушка несколько раз кашлянул.
— Мои искренние извинения.
— Бывший гиб Лейзеганг, — снова начал Вильфрид. — К сожалению мне больше нечего сказать вам.
— Ух!
И так мы попали в своеобразный замкнутый круг. Я говорила с прадедушкой, а через пару фраз он падал. Этот фарс продолжался, не меньше пяти раз. Его последователи не пытались сдерживать его, поэтому наша беседа шла медленно, но верно.
— Мм… Мои извинения.
— Прадед. Я вижу, что вы снова пришли в себя, — сказала я. — Итак, на чем мы остановились?
— Вы только что упомянули о том, что король одобрил вашу помолвку, — тут же подсказал Хартмут. Я похвалила своего последователя и продолжила.
— Прадедушка, вы действительно намерены пойти против решения короля? — спросила я. — Конечно, вы бы никогда не поступили таким образом.
— Конечно я бы не стал… — ответил он. — Тем не менее, я просто беспокоюсь о вашем будущем, госпожа Розмайн.
— Вам не о чем беспокоиться, господин бывший гиб, — сказал Вильфрид. — Я обещаю положить конец страданиям Лейзегангов сделав Розмайн своей первой женой.
Впервые с нашего прихода, прадедушка посмотрел прямо на Вильфрида. Казалось, он наконец-то решил столкнуться с ним лицом к лицу, вместо того, чтобы продолжать свой бессмысленный и откровенно глупый спектакль. Атмосфера в комнате стала холодной, ведь переполняющая его ненависть больше не сдерживалась. Улыбка исчезла с его морщинистого лица, словно он отбросил ее как маску, оставив лишь бесстрастное выражение. Несмотря на это равнодушное лицо, нет — из-за этого равнодушного лица, ненависть, которая грызла его после целой жизни полной страданий и унижений, стала невыносимо очевидной.
Вильфрид шумно сглотнул. Его рука, которая лежала на столе, заметно дрожала. Я потянулась, чтобы прикоснуться к нему. Он сначала дернулся, а после посмотрел на меня и кивнул.
— Поскольку я помолвлен с Розмайн, то я намерен поддерживать Лейзегангов, — сказал он. — Я не пытаюсь обмануть вас, когда говорю об этом.
— Тогда что ты будешь делать, если кандидат в аубы из великого герцогства захочет выйти замуж в Эренфест? — хриплым голосом спросил старик.
— Если однажды я окажусь в таком же положении, что и первый гиб Грешель, то я попрошу отца усыновить моих детей до свадьбы, чтобы они смогли сохранить свой статус кандидатов в аубы.
— Великое герцогство не будет радо подобному шагу.
— Отец уже дал согласие на подобное. Он не повторит ту же ошибку, что и ауб из прошлого.
— Значит у ауба тоже есть решимость… — тихо пробормотал прадедушка. Его взгляд остекленел. Он смотрел прямо на Вильфрида, но его мысли сейчас были сосредоточены на чем-то случившемся в прошлом. Мы все ждали его ответа, но первым заговорил его последователь.
— Думаю, на сегодня хватит.
Нас уговорили уйти, поэтому мы согласились и тихо извинившись, попрощались. Выходя, я в последний раз оглянулась на прадедушку. Он все еще смотрел прямо перед собой, а его глаза не двигались… но на мгновение мне показалось, что он плачет…
