Глава 48

Кён спрятался на тренировочной площадке и сосредоточился на только что полученной информации о самом базовом элементе: чистой энергии/чистой силе/внутренней энергии/духовной воле. Называйте это как хотите, суть одна.

Нелегко было понять, что у него в голове. Кён высвободил энергию из своей души, чтобы управлять каналом, регулировать его толщину, длину, углы и все такое прочее, точно так же, как он это делал в шахте.

Он предполагал, что средний человек должен понять это интуитивно в форме просветления, но этот спонтанный метод ему совершенно не нравился. Кён не привык полагаться на совпадения или какой-то таинственный талант, который его даже не волновал.

Время шло, а на полигон никто не заглядывал, и это было хорошо.

Кён все еще пытался сопоставить груды непонятных пучков нейронов со здравым смыслом. У них не было абсолютно никакой логики. С тем же успехом он мог использовать метод ошибок и проб… Даже Синергия не особо способствовала быстрому усвоению фактов, а базовый уровень чистой энергии считался самым легким из всех. Среднестатистическому человеку было не так-то просто достичь просветления… Приобретение основной и единственной степени чистой энергии обычно зависело от случая, удачи и таланта.

Целый день прошел в безуспешных, но необходимых попытках овладеть основным уровнем энергии. Был уже вечер.

Видимо, небеса решили оказать Кёну милость: сучка так и не пришла его прикончить.

Его желудок снова начал капризничать, издавая громкое урчание, как у мамонта. Кён прижал руки к животу и поморщился. Ему срочно требовалась еда. Его выздоровление застопорилось. Это было бесполезно. Ему нужно было пойти на охоту или что-то в этом роде. Поскольку кормить его не собирались, Кёну пришлось добывать еду самостоятельно.

Прогуливаясь по саду и не решаясь войти в особняк, он вдруг заметил, что вдалеке Анна отчитывает слугу. Пепельный человек поклонился ей, умоляя не наказывать его и поклявшись в следующий раз поступить лучше. В конце концов добродушная горничная дала ему последний шанс. Слуга упал на колени в слезах. Анна презрительно фыркнула и направилась к особняку.

Кён собрал все свое мужество и догнал горничную. Он привлек ее внимание нейтральным «извините», а когда Анна обернулась, заговорил с ней своим величавым шепелявством:

«Леди Анна, я хотел поблагодарить вас за то, что вы не наказали меня, когда вы обнаружили, что я гуляю без разрешения по особняку. Видите ли, я искал ванную…»

Анна не могла не смотреть на его беззубый окровавленный рот, на опухший синий глаз, на бледный цвет лица, видневшийся в редких местах, свободных от синяков и гематом. Однако она быстро приняла ледяное выражение лица и ответила бесстрастным голосом:

«Не надо благодарности. Было бы хуже, если бы кому-то пришлось убирать за тобой на полигоне. Я мог бы вытерпеть мгновение твоего присутствия там, где тебя не должно было быть… Кстати говоря, что ты здесь делаешь?»

В животе у него заурчало. Кён склонил голову и вздохнул:

«Прости… Обо мне все совсем забыли… а может, и никогда не вспоминали. Я спал на земле. Я не ел больше двух дней. О какой-либо медицинской помощи не может быть и речи… Я не виню леди Юнону, если она считает, что я этого заслуживаю… Но… мне очень жаль.

Сердце Анны сжалось от жалости, что было для нее довольно необычно, но разум все время шептал: ты ничем не можешь ему помочь, ты не имеешь права изменить его судьбу.

Кён всхлипнул и печально откинулся на тренировочную площадку, не дожидаясь ответа. Казалось, его план провалился. У него не будет еды. Все его крокодиловы слезы мгновенно исчезли, оставив ему безрадостные перспективы. Он был скован в клетке зверем, замаскированным под Юнону.

Противоречивые чувства разлучили Анну. Сострадание к тому, кто находился на низком положении, было для нее неприемлемо, но… Жизнь бедняги была сущим адом. Что ей делать?

Она понятия не имела и тихо ушла, опустив плечи.

Темноволосая горничная молча наблюдала за этим фарсом. Она постучала ногой, явно недовольная, скрестив руки на груди. Раб не только нарушил правила, он осмелился заговорить с ее сестрой. Анна всегда была глупой, доверчивой и чрезмерно восторженной, всегда слишком близкой к нарушению правил.

Так или иначе, Анна проигнорировала голос разума, гудевший в ее голове, и решила помочь несчастной рабыне. Она взяла на кухне остатки макарон и отнесла поднос на тренировочную площадку, оглядываясь поворовским взглядом. Что, если кто-нибудь увидит ее? В конце концов, ее положение было слишком высоким, чтобы приносить еду кому-либо, кроме ее хозяев.

Для нее было очень необычно поддаться новому чувству, столь близкому к состраданию, и помочь тому, кто не был достоин даже ее взгляда… Но зачем ей следовать правилам, когда она могла следовать своему сердцу?

Ворота тихонько скрипнули, и Кён увидел Анну, появившуюся, словно ангел, в его жилище. Ее густые светлые волосы слегка покачивались на ветру. Униформа горничной облегала ее, как вторая кожа. Ее глубокое декольте, как магнит, притягивало взгляды… Все это вдруг потускнело, побледнело, отошло на второй план по сравнению с серебряным подносом в ее руках, определенно нагруженным чем-то съедобным! Да здравствует актерское мастерство и вечное женское сострадание ко всем несчастным и сумасшедшим, которое никогда не менялось, в какой бы точке мира он ни находился!

Нарочито заплаканное лицо Кёна осветилось счастливой улыбкой, от которой у Анны пропало сердцебиение. Ее руки начали дрожать. Она неуверенно направилась к Кёну, когда… Дина, темноволосая служанка, перепрыгнула через барьер и встала между сестрой и рабом:

«Что ты делаешь, сестра?»

Анна растерянно попятилась:

«Дина, я… ​​я принесла ему поесть…»

Темноволосая горничная окинула ее ледяным взглядом:

«Этот раб нарушил правила, когда появился в особняке без разрешения госпожи Юноны. Его давно следовало убить. А теперь ты решил наплевать на приказы…»

«Я знаю, но…» — пробормотала Анна, пытаясь подобрать слова, чтобы оправдаться, но Дина ее даже не слушала. Она выхватила тарелку из ее рук и вылила ее на макушку Кёна. «Никаких «если» или «но». Мы должны строго следовать правилам и никогда не позволять никаким чувствам влиять на наши решения».

Кён застыл в шоке. Жалобное выражение его лица сжало сердце белокурой горничной. Она хотела только помочь ему, но, казалось, только ухудшила его положение.

Дина бросила последний холодный взгляд на сестру:

«Убрать беспорядок в наказание». — Она презрительно фыркнула и пошла в особняк.

Анна проводила ее взглядом, покачала головой и пробормотала, стараясь не встречаться взглядом с Кёном:

«Прости, мальчик… Это моя вина…»

Впервые в жизни она извинилась перед человеком ниже ее ранга. Вся ситуация казалась разыгранной в театре абсурда. Ее здравый смысл улетел в переулок и далеко. В душе Анны царил неописуемый разлад.

Кён покачал головой:

— Не извиняйтесь, миледи. — Он смахнул с головы остатки макарон, взял поднос из ее рук, опустился на колени и стал собирать с пола остатки еды и есть их, сдувая с себя грязь. Еда – это жизнь. Жизнь была для него важнее мелкой чести и гордости. А что такое грязь? Штаммы микробов? Они повсюду. Это все относительно.

Анна поджала губы и молча оторвалась от земли со смешанными чувствами. Ее жизнь была однообразной вот уже более пяти лет. Она ведала прислугой, убирала покои дамы и читала перед сном пару страниц. День за днем, ночь за ночью все было одинаково, и этому не было конца. Мальчик стал глотком свежего воздуха. Наконец-то в ее жизни что-то новенькое.

Слуга, посланный Анной, унес тарелку и поднос.

Тело Кёна болело и не слушалось в определенных местах. В его глазах потемнело от потери крови, но немного еды дало ему надежду на восстановление жизненных сил. Однако, не овладев чистой энергией, у него не было шансов выжить в этих нечеловеческих условиях.

Кён отчаянно продолжал осваивать чистую энергию. Это была его единственная надежда. Марина пока не могла ему помочь… Анна больше не стала бы рисковать своим положением. Он был один, совсем один, забытый и покинутый всеми на свете. Он не мог ждать помощи ниоткуда и должен был полагаться только на себя. Впервые его императорское достоинство подверглось столь сильному стрессу. И все же он не сдался.

Остаток дня и следующая ночь прошли без событий. Порождение сатаны в облике ангела так и не пришло его прикончить, что было равносильно чуду. Или, может быть, это было продолжением его агонии.

И вот наступило раннее утро. Кён почувствовал себя немного сильнее, когда поднес передатчик звука к уху.

На удивление Марина сказала, что будет там в семь утра. Колбаса бы очень пригодилась! Это был его шанс!

Через час Кён снова позвонил Марине, чтобы уточнить время, когда он должен с ней встретиться. Он выполз с тренировочной площадки и направился к особняку, не обращая внимания на слуг. Если он собирался встретиться с Диной, пусть будет так. Тогда ему не суждено было выжить. Однако он не собирался предстать перед ее яркими глазами. Он двигался осторожно, хотя и с некоторым усилием.

Кён воспользовался подходящим моментом и пробрался в особняк, смешавшись с тремя слугами. Охранник преградил ему путь у входа:

«Покажи свой строй».

К счастью, из-за его лохматых волос было трудно понять, что он раб. К сожалению, формирование потребовалось при въезде записать в бортовой журнал. Никто не мог прийти или уйти просто так.

Кён откашлялся, неопределенно указал рукой куда-то перед собой и шепелявил:

«Там девушка пришла, чтобы передать мне кое-что от мистера Флитца, если позволите».

Оба охранника переглянулись, обернулись и увидели приближающуюся к ним красивую блондинку. Она была загружена пятью пикантными сосисками.

Кён почувствовал, как приятное тепло разливается по всему телу при виде еды. Он помахал Марине, чтобы поприветствовать ее.

Марина тревожно подошла к охранникам, не сводя глаз с Кёна:

«Привет, Кён. Вот, я принес всё, что вы просили…»

Ошарашенные охранники сразу поклонились до пола и дружно рявкнули:

«Привет вам, леди Диана!»

Один из них поспешил поднести запястье к губам:

«Леди Юнона, ваша мать приехала!»

Кён был поражен. Он прочистил ухо мизинцем. Что… Что они сказали? {Ваша мать? Какого черта?!} Кён огляделся вокруг. Что, если таинственная «мать» пряталась за секретарем Флитца, но нет. Дорога за Мариной была пуста.

Марина стояла как вкопанная. Была ли она чьей-то матерью? Было ли это причиной того, что Флитц запретил ей приближаться к особняку? Нет, нет… Она не думала, что когда-либо кого-то рожала. Она бы запомнила столь знаменательное событие. И Флитц не смог воспроизвести потомство.

Сердце Кёна упало в пятки, когда он услышал до боли знакомые быстрые шаги. Его глаза были полны ужаса. Надежда на то, что охранники просто пошутили, рассеялась, как утренний туман. Они позвали туда Юнону!

Однако девушке было не до раба. Она не сводила глаз с Марины. Маленькая демоница с веселым воплем бросилась Марине на шею. Сосиски упали на пол.

«Мама! Почему ты не сказал ни слова, что придешь?! И почему ты снова помолодел? Новое лекарство красоты?! И… Ты изменился…»

Юнона колебалась. Форма бровей была немного другая, немного другой нос, небольшая разница в уголках губ.

Марина стояла как вкопанная, не в силах произнести ни слова. Все казалось ей безумным сном.

Кён первым пришел в себя, поняв, что больше нельзя терять времени. Ему пришлось схватить сосиски, пока ситуация не прояснилась (два куска валялись прямо у его ног), и бежать, а точнее хромать, к месту своего проживания. Он подумает над странной ситуацией позже. В любом случае у него было смутное представление. Флитц строго запретил Марине приближаться к особняку. Когда она не подчинилась его приказу, все приняли ее за мать Юноны, даже сама юная садистка. Сомнительно было, что настоящая мать станет тайной любовницей Флитца. Это могло означать только то, что Марина была похожа на вышеупомянутую даму.

Кён почти дополз до тренировочной площадки, когда его грубо остановили. Кто-то схватил его за плечо. Он обернулся и издал горестный стон. Это была Дина.

{Блин!}

«Что это у тебя в руках?» — Горничная подозрительно прищурилась.

Кён промолчал. Он отчаянно пытался найти выход. Сколько раз этой навязчивой сучке приходилось портить ему жизнь?

«Я не собираюсь спрашивать дважды. Где ты взял еду? Украденный?»

«Это мое. Мне его подарил друг». — медленно прошепелявил Кён, глядя на нее исподлобья.

Дина была удивлена, увидев глаза несчастного раба. Его поведение менялось чаще, чем цвета хамелеона. Отсутствие его зубов радовало ее. Что касается его друга, то это, должно быть, ложь.

«И теперь это все мое». — Дина забрала его ценную провизию. За кражу рабу должны были отрезать руки, что она задумала на ближайшее время.

Кён не мог оторвать гневного взгляда от горничной:

«Вы не можете этого сделать. Колбаса моя! Мне его принес друг, и он мне нужен!» — Бывший император хватался за две сосиски, как за свою жизнь… В такие моменты даже одна сосиска могла равняться горе золота.

*бац*

Маленький кулачок Дины ударил его прямо в солнечное сплетение, выбив весь кислород из легких. В глазах у него потемнело, тело предательски обмякло. Кён рухнул на землю. Слабость. Вот оно повторилось…

«Ты посмел проникнуть в особняк, жалкий подонок. Ты украл еду и теперь говоришь со мной, как будто я тебе равный? Думаю, пришло время укоротить твои конечности». — Дина схватила Кёна за запястье. В ее руке сверкнул кинжал.

Кён запаниковал. Вряд ли Дина соизволила бы следовать правилам ампутации. Перспектива умереть от кровопотери развернулась перед ним в полной мере. Его разум мгновенно выдал первое решение, которое пришло ему в голову:

«Моя леди Дина, я знаю, кто украл ваше нижнее белье!»

Хватка Дины ослабла. Она выпустила конечность раба из своей руки.

«Что вы сказали?»